отказывается принимать губительное тепло – солнечные лучи отражаются от 
поверхности и отлетают прочь, как стрелы, пущенные в стальную стену.
Так уже было миллионы раз, каждый год полярным летом солнце штурмует ледяной 
купол мощными потоками радиации, а тот, укутанный в защитную белую одежду, 
успешно отбивается от этих атак. В Центральной Антарктиде солнце с его 
испепеляющим жаром унижено и оскорблено: в титанической борьбе лед побеждает 
пламень.
И только когда на купол пришли люди, на первозданной белизне появились 
чужеродные темные пятна, не умеющие отражать солнечные лучи. Нащупав слабинку, 
солнце устремилось туда, оно очистило от снега крыши домиков, прогрело 
поверхность стен, но большего сделать не сумело – неистребимые волны холода с 
поверхности купола поглотили и это тепло, не дали ему проникнуть сколько-нибудь 
глубоко.
Вот и получилось, что солнце для Центральной Антарктиды было и осталось 
огромной и яркой лампой дневною света, холодной, как свет далеких галактик.
– Вперед, реаниматоры! – Бармин распахнул дверь.
– Че-го? – с угрозой спросил Филатов.
– Медицинский термин, детка. Будешь оживлять станцию.
– Его самого оживлять пора, – съязвил Дугин, входя в дом. – Милости прошу к 
домашнему очагу!
– Раздевайтесь, дорогие гости! – проворковал Бармин. – Пол у нас паркетный, 
наденьте, пожалуйста, тапочки!
– Минус сорок шесть, – сообщил Гаранин, смахнув иней с термометра. – Парадокс! 
В дома на два градуса холоднее, чем на улице
– Холодильная камера, – ощупывая лучом фонарика стены холла, покрытые слоем 
игольчатого инея, сказав Дугин – Погреб!
– Николаич, вот это сюрприз! – послышался из кают-компании голос Бармина.
Видимо, люк в потолке был закрыт неплотно, и в кают-компанию навалило снега, на 
столе возвышалась снежная пирамида, верхушкой своей уходившая в люк.
– Ничего страшного, – успокоив друзей Семенов. – Даже к лучшему, не надо будет 
заготавливать снег на улице, отсюда возьмем и на питьевую воду и на систему 
охлаждения для дизелей.
– Эй, новички! – воззвал Бармин. – Это к тебе, Веня, относится, и к тебе, 
Волосан. Смотрите и запоминайте. Первая дверь направо – кабинет начальника, 
ничего хорошего вас там нс ждет и ждать не будет. Зато вторая дверь – ого! 
Снимите с благоговением шапки – это камбуз!
«Здравствуй, домишко, родной, – с волнением подумал Семенов. Прошел из кают 
компании в радиорубку, отскоблил снег с окна – Померзнул ты, братишка, за год. 
Ничего, скоро мы тебя отогреем, перышки твои почистим, и снова ты станешь нашим 
теплым жильем».
Вошел Гаранин.
– Мои игрушки в порядке, – поведал он, – хоть сейчас давай погоду. А рация?
– Застыла, зуб на зуб не попадает, ответив Семенов. – Будем греть в спальных 
мешках, отдельными блоками.
– Не припомню, чтобы мы с тобой хотя бы на несколько часов оказались без связи.
– Да, неприятное ощущение, – согласился Семенов. – К вечеру, Андрей, Восток 
подаст голос!
– Дома радио всегда выключаю, а сейчас даже утреннюю гимнастику с удовольствием 
бы послушал.
– Могу устроить, приемник-то я взял с собой.
– Погоди, ребята в медпункте сервировали стол. Пошли перекусим.
– Аппетита нет.
– У меня тоже. Хоть чайку попьем.
– Чаек – другое дело!
В крохотном, метра на три, медпункте было тепло: Филатов зажег паяльную лампу, 
и она быстро согрела воздух. Со стены людям ласково улыбалась длинноногая 
девушка в бикини. Она только что вышла из моря, и крупные капли скатывались с 
ее загорелого тела.
– Твое здоровье, крошка! – Филатов прихлебнул чай. – Побереги улыбку, через год 
увидимся.
Отвинтив крышку двухлитрового термоса, Бармин налил крепкого чая Семенову и 
Гаранину. Из другого термоса Дугин доставал переложенные хлебом котлеты.
– Фирменное блюдо ресторана «Собачий холод»! – похвалил Бармин, энергично 
работая челюстями. – Ешь, Волосан, за все заплачено. И не смотри на меня 
скорбными глазами, гипоксированный ты элемент?
– Какой элемент? – спросил Филатов.
– Что у тебя было в школе по химии? – поинтересовался Гаранин.
– Тройка с курицей, – ответил за Филатова Бармин и пояснил:– Веня долго 
кудахтал, пока не выпросил у учителя тройку. Оксиген, детка, это кислород. 
Его-то Волосану и не хватает, оттого он и молчаливый, слова из него не вытянешь.
 И ты, Веня, гипоксированный. Хочешь, скажу, как я это узнал?
– Ну?
– Ты тоже перестал лаять.
– Это ты зря, док, – вступился за товарища Дугин – Часа не прошло, как он меня 
в самолете облаял, Волосан подтвердит.
Услышав свою кличку, Волосан, который без видимой охоты жевал котлету, 
встрепенулся было, но в игру не вступил.
– Эх, Волосан, Волосан! – с сочувствием проговорил Бармин. – Где твой гордо 
поднятый хвост?! Ты ведь теперь восточник, первый пес на Востоке, понял? 
Автографы будешь раздавать!