Ледяная стена, сметая все со своего пути, идёт со скоростью нескольких метров в 
минуту на двух парней, с которыми я только что сидел за столом, а эти парни, 
едва успев спастись, снова уходят в Арктику, потом снова и снова. Каменные они, 
что ли, или у них нет нервов? А Толя Васильев, Володя Агафонов, все остальные 
ребята, среди которых я, свалившийся с неба гость, оказался на несколько 
недель? Их глаза видели такое, что может лишь присниться в полную кошмаров ночь.
 Под ними лопались льды, их заметала пурга, обжигали морозы, преследовали 
медведи; сию минуту их жизням угрожают самые мрачные силы Арктики – а эти парни 
ведут тебя так, словно пришли к тёще на именины.
Держа в одной руке тарелку с сосисками, а в другой– чайник с кофе, я кое-как 
отворил дверь.



ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ (Окончание)

В кают-компании стоял хохот. Это вернувшийся Булатов затеял разговор о способах 
борьбы с трещинами.
– На одну из станций «Северный полюс», – рассказывал он, – прибыло письмо. 
Кузнецы, отец и сын, писали, что их взволновало сообщение в газетах о трещинах 
на станции, и посему они вносят такое предложение: вморозить в края разводий 
железные стержни и сжать непокорные льдины цепями.
– Это дорого, – прогудел Васильев, – лучше склеивать их клеем БФ.
– Антинаучно, – возразил Агафонов. – Куда проще сажать по краям деревья, чтобы 
они скрепляли льдины своими корнями.
Володя Гвоздков, который забрёл на огонёк, тут же предложил оригинальную идею 
механизма, сшивающего льды суровыми нитками – по принципу швейных машин, а Толя 
Александров, аэролог, полагал, что куда надёжнее заливать трещины цементом.
Веселье вспыхнуло с новой силой, когда вошёл Олег Брок и протянул Васильеву 
радиограмму. Толя подёргал усы, чертыхнулся и пустил радиограмму по рукам: ему 
вменялось в обязанность доставить в институт для анализа трид– цать литров 
морской воды.
– Ну как её тащить? – сокрушался несчастный Васильев и обрушился на Олега: – Не 
мог подождать, через несколько часов я спокойно бы улетел!
Сочувственные реплики друзей заставили Васильева бежать из кают-компании. 
Вскоре разошлись и остальные. Я остался один, прибрал помещение, вымыл посуду – 
и тут меня поразила пренеприятнейшая мысль: я намертво забыл о дизельной. А 
ведь механик Лебедев, ложась спать, строго предупредил, что каждый час я должен 
следить за показаниями приборов! Пришлось со всех ног мчаться в дизельную. Я 
смутно помнил, что если температура воды будет такая-то, а давление масла 
таким-то, Лебедева следует немедленно и беспощадно выдернуть из постели. Я 
бросился в расположенный рядом с кают-компанией домик механиков. Лебедев 
безмятежно спал, по-домашнему всхрапывая. Растормошив его, я спросил, на какие 
показания он велел обратить внимание.
– Температура воды не выше ста, давление не ниже двух, – пробормотал Николай 
Васильевич и с головой укрылся одеялом. Я вновь пошёл в дизельную и сразу же 
понял, как своевременно это сделал. Приборы показывали жуткую картину: вода, 
наверное, давно выкипела, а давление масла отсутствовало вовсе. Я снова 
разбудил Лебедева и сообщил, что дизельная вот-вот взлетит на воздух. Через 
несколько мгновений сонный механик в наброшенной на бельё шубе стоял перед 
приборами.
– Ну как? – встревоженно спросил я.
– Вы на какие приборы смотрели? – простонал Лебедев.
Я показал: вот на эти.
– А надо было на те! – Лебедев вполголоса пробормотал ещё что-то, но за треском 
дизеля я не расслышал.
Лагерь уснул. Я бродил вокруг кают-компании, то и дело поглядывая в бинокль на 
торосы. Если они начнут двигаться, я обязан немедленно поднимать тревогу. 
Медведь появится – тоже тревога. Я в сердцах обругал Жульку и Пузана: днём они 
вечно вертятся под ногами, а ночью их с фонарём не разыщешь. С ними было бы 
как-то веселее. Впрочем, у меня есть карабин. Вручая его, комендант Васильев 
напомнил, что медведя надо стрелять в лопатку, а если встанет на задние лапы – 
в грудь. Я скептически заглянул в лишённый нарезов ствол и пришёл к выводу, что 
с медведем придётся вступать в рукопашную схватку (три раунда по три минуты, 
победитель получает все). К удовольствию одного из нас этот поединок не 
состоялся – по причине неявки другого из нас, которому и засчитано поражение. 
Заходил я и в домики, проверить, не дымят ли печки. Нет печки не дымили, а 
ребята крепко спали, утомлённые работой и событиями уходящей ночи. Скоро 
переполненные домики примут нормальный вид: возле многих нар стоят наготове 
чемоданы. Улетают Панов, Васильев, Баранов, Панфилов, Александров и Кизино – 
ветераны станции.
А это что такое? Возле развода чернеет какая-то фигура. Явное нарушение правил: 
в одиночку из лагеря выходить запрещено, тем более – без доклада дежурному. 
Вскоре фигура начала приближаться, приобретая характерные очертания Кизино. Я 
сурово отчитал метеоролога за самовольство, и Кизино твёрдо обещал отныне 
никогда, никогда не преступать правил внутреннего распорядка.
– Я по дороге запишу, можно? В какую сторону едете?
– На остров Диксон. – Трудное молчание.
– А после вашего возвращения? – робко спрашивает репортёр.
– Пожалуйста, поговорим.