счастливым румянцем. Но если, упаси бог, что-то не получалось, на повара было 
грустно смотреть. Он выглядел таким усталым и унылым, что хотелось подойти к 
нему и сказать:
– Степан Иванович, да посмотрите на этих сытых ребят, которых вы за год так 
откормили, что их родная мама не узнает! Если бы вы видели, с какой быстротой 
они съедали по две штуки забракованных вами бифштексов (а Толя Васильев – целых 
три), как после обеда, отдуваясь и сонно моргая глазами, расходились из кают 
компании, вы бы тут же успокоились, дорогой друг.
Если отбросить все наслоения, рождённые образованием и праздностью, то главное 
в жизни – это твоя работа. Человек, удовлетворённый своим трудом, – вот 
воистину счастливец. Я имею в виду не тех, кто, валовая видимость бурной 
деятельности, с шумом и трескотнёй грохочет пустыми бочками, а тех, кто без 
трескотни и шума вокруг своего имени целиком отдаётся любимой работе, не 
помышляя о наградах, потому что работа и есть их награда. Таких людей немного, 
и чаще всего они остаются в тени: все силы вложены в работу, и на 
представительство их уже не хватает. Впрочем, портреты таких людей, как Степан 
Иванович, вешают на Доску почёта, их сажают в президиум, ими восхищаются, как 
чемпионами: молодец, я бы так не сумел!
А ведь труд повара не только благодарный, он и обидный: то, во что ты вкладывал 
свою душу, уничтожается без следа. На Новый год Степан Иванович создал 
настоящий шедевр: огромную корзину из теста, украшенную кремовыми розами, 
клубникой и виноградом, да так, что каждый цветочек, каждая ягодка казались 
настоящими! И уникальный полупудовый торт проглотили за десять минут, а сердце 
Степана Ивановича радовалось и разрывалось на части: ведь в этот торт он вложил 
весь свой талант, свою любовь к профессии, к ребятам, для которых еда – одно из 
главных удовольствий, доступных на льдине.
Целый год с утра до вечера у газовых плит камбуза. Выдалась свободная минутка – 
берётся веник и швабра: мало я видел хозяек, у которых кухня содер– жалась бы в 
такой чистоте.
Целый год – а ведь Степану Ивановичу немногим более тридцати. Он тоже, как все 
ребята, хотел бы пойти на торосы, полюбоваться игрой преломляющихся солнечных 
лучей, просто посидеть, помечтать о жене, дочке, которая родилась уже после его 
отъезда на льдину. Мне рассказывали, что он любит природу и любит оставаться с 
ней наедине. Но у Степана Ивановича на себя времени не оставалось. Почитать 
полчаса перед сном – всё, что мог позволить себе до предела утомлённый тяжёлым 
рабочим днём человек.
Напоследок ещё одна деталь.
На станции жило тринадцать ребят. O каждом из них можно сказать много добрых 
слов – об одних больше, о других меньше. Каждый из них поработал на совесть, 
она чиста у всех. Так вот летом, когда сходит снег, лёд становится игольчатым, 
острым, собаки – их на станции две, Жулька и Пузо, – до крови исцарапали лапы. 
И лишь у одного человека нашлось время, чтобы сшить собакам тапочки и 
забинтовать пораненные лапы. Это сделал Степан Иванович, добрая душа.
Теперь, после всего сказанного, вас не удивит самая короткая и убедительная 
характеристика из всех, что я слышал. Панов мне сказал:
– Если в будущем мне вновь доверят руководство станцией, первым, кого я внесу в 
список личного состава, будет Степан.



ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ ВЛАДИМИРА ПАНОВА

Характер человека раскрывается в кульминационные минуты жизни, когда ею 
поставлен вопрос: «Быть или не быть?»
В эти минуты вдруг обнаруживается, что мы почти ничего о человеке не знали: 
кульминация может превратить тихого и скромного парня в героя, а задиру и 
грубияна – в трусливого зайца.
Мгновение, чреватое взрывом, освещает человека, как прожектор, от луча которого 
скрыться невозможно. На раздумье даётся одна секунда, взвешивать все «за» и 
«против» времени нет, и решение нужно принимать не только умом, но всем своим 
подспудным опытом, своим отношением к жизни.
Когда в разговоре с ребятами упоминалось имя Панова, мне с удивительным 
постоянством задавали один и тот же вопрос:
– А вам не рассказывали, как он заставлял нас давиться чаем?
Эту историю я слышал несколько раз. А вдруг дополнительные подробности?
– Нет, не рассказывали.
– Дело было так…
Февраль, полярная ночь. Ребята сидели в кают-компании, пили чай и вели вечный 
спор о том, какую кинокартину сейчас запустить – «Берегись автомобиля» или 
«Тридцать три». И ту и другую смотрели уже раз по десять, а дежурный по лагерю, 
имевший диктаторские права, колебался.
И вдруг в кают-компанию позвонил метеоролог Георгий Кизино: под его домиком 
только что прошла трещина, её ширина уже сантиметров двадцать, и она продолжает 
расширяться!
Все вскочили со своих мест и ринулись к дверям.
– Побежали вытаскивать оборудование! – крикнул кто-то.
– Вещи!
– Быстрее, по дороге шубу наденешь!
И в этот момент, когда разгорячённые опасностью ребята готовы были высыпать на 
улицу, послышался тихий голос Панова: