|
Высокий и полный мужчина с красивым, холёным лицом артиста профессионально
ловко подхватывает с борта багаж и, закончив работу, протягивает руку:
– Будем знакомы. Доктор Лукачев.
Было начало апреля, полярный день, температура воздуха минус тридцать,
видимость хорошая, настроение отличное.
– Прибыл в ваше распоряжение! – бодро отрапортовал я, когда меня ввели в домик
начальника станции.
Владимир Васильевич Панов явно не разделял моего оптимизма. Я что-то не заметил
на его лице бурной радости от сознания того, что я прибыл в его распоряжение.
Опытный физиономист мог бы даже предположить, что начальник скорее обескуражен,
чем обрадован этим фактом. Во всяком случае, Панов довольно-таки холодно пожал
протянутую ему руку и хмуро сказал:
– Очень хорошо… Просто прекрасно… Мне, к сожалению, некогда вами заниматься –
дела…
Я обиженно пролепетал, что мною нечего заниматься, что я все понимаю – и тому
подобный вздор. Тогда Панов немного подобрел и в полминуты обрисовал положение.
В эти дни происходит передача лагеря новой смене. Дел по горло, он, Панов, спит
два-три часа в сутки и потому просит извинить его за несоблюдение этикета. На
станцию непрерывно доставляются продукты, чтобы хватило до очередного, осеннего
завоза, члены коллектива превратились в грузчиков, и он, как начальник,
предпочёл бы вместо гостей, умеющих строчить пером и кинокамерой, заполучить
четвёрку ребят, умеющих таскать тяжести.
Сообщив скороговоркой эти приятные вещи, Панов взглянул на часы, прозрачно
намекая, что аудиенция закончена. Я собрался было к выходу, но в этот момент в
домик ввалился могучий парень, чуть выше среднего роста, но с плечами и грудью
штангиста.
– Вот и отлично, – обрадовался Панов. – Знакомьтесь: Анатолий Васильев,
инженер-гидролог, химик и комендант лагеря. Анатолий, отдаю тебя на съедение
писателю.
– В один присест, пожалуй, не выйдет, – усомнился я, оглядывая массивную фигуру
коменданта.
– Положим, меня и в два не так просто скушать, – предупредил Васильев, пожимая
мне руку. – Пошли?
ЛАГЕРЬ И ЛЬДИНА, КОТОРАЯ ПОД НАМИ
Я вообще медленно схожусь с людьми и никогда – с людьми без чувства юмора;
улыбка, словно снятый замок, раскрывает человека, делает разговор
непринуждённым, не заставляя лихорадочно метаться в поисках темы и тщетно
настраиваться на чужую радиоволну. Гонкуры считали, что смех – физиономия ума,
а восприятие юмора – показатель умственного развития. Мнение субъективное, но я
охотно его разделяю и нахожу многочисленные подтверждения в жизни. Не припомню
в мировой литературе ни одного по-настоящему остроумного человека, который был
бы нам не симпатичен. Пройдоха мистер Джигль, светские бездельники Уайльда,
булгаковские Коровьев-Фагот и кот Бегемот, блестящий авантюрист Бендер – как бы
ни пытались авторы сделать весёлых ребят отрицательными (скажем прямо, эти
попытки были достаточно робкими), ничего у них не получалось. Такова уж великая
притягательная сила юмора, ему многое прощается – если, разумеется, он ведёт
себя в рамках установленных правил.
Я знал одного весельчака, который захотел похохотать – вы не поверите! – над
собственным начальником. Угадайте, кто смеялся последним?
Анатолий Васильев сразу пришёлся мне по душе. Он не стал тратить время на
светскую болтовню, спрашивать о здоровье и аппетите, а сразу взял быка за рога.
– Будете о нас писать?
– Надеюсь, – признался я.
– Значит, вам нужно окунуться в жизнь, – решил Анатолий. – Вы должны увидеть
полярников за их высокоинтеллектуальной работой.
– Вот именно, – обрадовался я.
– Поэтому, – закончил свою мысль Анатолий, – пойдёмте разгружать «Аннушку», на
ней скоропортящийся груз – свежие овощи.
К «Аннушке» уже шёл трактор, таща за собой большую стальную волокушу. Мы по
очереди, подходили к двери самолёта, принимали мешки с картошкой, ящики с
овощами и сваливали на волокушу. Таскать тяжести на морозе, в тяжёлой одежде –
нелёгкая работа, и в ней принимают участие все свободные от вахт.
– С овощами закончено, – нетерпеливо заявил командир самолёта Саша Лаптев, –
бочки с соляркой остались, быстрее разгружайте!
– Доктора! – закричал кто-то. – Доктора!
– Мы здесь! – с разных сторон к самолёту бросились Лукачев и врач новой смены
Парамонов. – Что случилось?
– Да вот бочки нужно срочно сгрузить, – сообщили им. – Ребят просят поздоровее.
– Фу, напугали, дьяволы! – Лукачев облегчённо вздохнул. – Пошли, займёмся
прикладной медициной.
И здоровяки врачи вместе с Васильевым не без лихости начали выгружать
двухсоткилограммовые бочки.
Закрепив на волокуше последнюю бочку, грузчики по-бурлацки сплюнули и закурили.
– Герой Арктики! – Анатолий разгладил чёрные усы и с уважением похлопал
Лукачева по почтенному животу. – Жаль, что с гранитом так получилось…
– С каким гранитом? – поинтересовался я.
|
|