Прежде чем войти, подумай. нужен ли ты здесь!
Мы подумали и неуверенно посмотрели друг на друга. В это время нам в глаза 
бросилась табличка, закреплённая на столбе. На ней было выведено:
До Москвы 5100 километров. До Ленинграда 5750 километров. До Киева 5900 
километров. До дна 3500 метров. ЗА ТОРОСЫ НЕ ХОДИТЬ! (Нарисован злющий медведь.
) Выбора не было. Пришлось войти, скорее – протиснуться в палатку через 
откидную дверцу. Все-таки жильё, тепло, цивилизация.
Внутри палатки разместились две раскладушки, рация, стол и газовый камин, 
раскалённый добела. За столом сидел, глядя на нас в упор, смуглый человек с 
аскетически худым лицом, украшенным седоватыми мушкетёрскими усиками, этакий 
постаревший д'Артаньян. Он встал во весь свой отличный рост и представился:
– Горбачёв Александр Данилович. Прошу любить и жаловать. Это в обязательном 
порядке. Не будете – отправлю обратно на материк.
Морозов по очереди представил нас и откланялся: ему нужно было этим же 
самолётом лететь обратно. Мы с большим сожалением простились с Дмитрием Ни– 
колаевичем: так спокойно, надёжно жилось за его широкой спиной…
РП – руководитель полёта Горбачёв, как и вся авиация, жил по московскому 
времени; станция «СП-15» – по местному, опережавшему московское на 9 часов. 
Сейчас на станции ночь, там ещё спят, и за нами прилетят лишь утром – странное 
слово «ночь» в заполненный солнцем и светом полярный день. Как бы то ни было, 
на несколько часов мы невольно навязали Горбачёву своё общество. От 
погрузочно-разгрузочных работ, бессонной ночи и обилия впечатлений мы чертовски 
устали, в палатке была адская жара, но о сне и думать не хотелось. Данилыч умел 
великолепно вести беседу, умел отлично рассказывать и слушать – качества, в 
одном человеке редко встречающиеся. А знал Данилыч много. Бывший 
лётчик-истребитель после войны связал свою судьбу с полярной авиацией, и вот 
уже много лет Данилыч непременный руководитель полётов на дрейфующих льдинах. В 
его паспорте стоят штампы всех станций «Северный полюс», начиная с третьей, – 
такой коллекции, насколько мне удалось выяснить, нет больше ни у кого. Через 
его руки прошло несчётное количество кинооператоров и корреспондентов, и 
Данилыч видел нас насквозь.
– Все вы прилетаете сюда, мечтая о неслыханных приключениях, – говорил он. – Вы 
грезите отобразить аварии, героизм и пафос, но все это происходит за день до 
вас или через день после вашего отлёта. Утверждаю, что за время вашего 
присутствия на льдине ничего не произойдёт и вместо Робинзона, как говорили 
Ильф и Петров, вы отобразите широкие слои трудящихся.
И добавил, видя наши обескураженные физиономии:
– Впрочем, ведь от вас, кажется, только этого и требуют…
Утешил, ничего не скажешь!
Данилыч угостил нас чаем, прямыми лобовыми вопросами уточнил наши планы и дал 
несколько весьма дельных советов. Контакт с ним возник удивительно быстро: 
Горбачёв принадлежал к числу тех отнюдь не простых людей, которые будто бы 
сразу перед тобой раскрываются и этим раскрывают собеседников. Но в 
действительности сам-то он отнюдь не раскрывается, он сначала прощупывает тебя 
и, лишь убедившись, что ты человек стоящий, становится откровенным. Он и на 
земле – лётчик-истребитель: резкий, стремительный, бьющий точными 
формулировками, с большим чувством собственного достоинства. Для понимания его 
характера очень интересен такой чисто земной эпизод.
Данилыч – автолюбитель, хорошо знающий свою машину и правила уличного движения. 
Но однажды он их нарушил – «из принципа». Он вёл машину вслед чёрной «Волге», 
за рулём которой сидел один широко известный стране человек
– Данилыч назвал его фамилию. На улице Горького водитель «Волги» не обратил 
внимания на жест регулировщика и свернул налево. Узнав нарушителя в лицо, 
регулировщик почтительно улыбнулся и кивнул. Тогда Данилыч так же 
демонстративно повернул налево. Свисток.
– Ваши права! Почему нарушили?
– А почему вы не остановили чёрную «Волгу»? – спросил Данилыч.
– Да ведь её вёл Имярек!
– А я – Горбачёв! – спокойно сказал Данилыч. Регулировщик все понял, извинился 
– и козырнул. К моему превеликому огорчению, у Данилыча три дня гостила 
«конкурирующая организация» – один корреспондент исписал целый блокнот 
рассказами Горбачёва, выхватив у меня из-под носа лакомый кусок. Правда, 
Анатоль Франс доказывал, что все сюжеты, выработанные человечеством, являются 
достоянием всего человечества, – это в обоснование права писателя 
перелицовывать любой сюжет, вкладывая, разумеется, оригинальное содержание; но 
что позволено Юпитеру… Однако настоящими строками я предупреждаю своего коллегу 
корреспондента, что, если он в течение года не обнародует рассказы, Данилыча, 
это сделаю я, и без тени угрызений совести.



ПЕРВЫЕ МИНУТЫ У ЗЕМЛИ НА МАКУШКЕ

Прилетела «Аннушка», лёгкая и грациозная, как мотылёк. Мы снова в воздухе. Но 
этот полет недолгий, несколько минут – и самолёт делает круг над станцией. Мы с 
острым любопытством рассматриваем сверху домики, палатки, торосы… «Аннушка» 
катится по заснеженному льду совсем рядом с лагерем. Мы волнуемся и поздравляем 
друг друга. Штурман Анатолий Бурканов распахивает дверь, мы прыгаем на лёд и 
дышим морозным воздухом станции «Северный полюс-15».
– Дорогу грузчикам!