жчины, – смутился Игорь.
– Смотри, он еще нецелованный, – предупредил Кислов, – в обморок упадет от 
избытка чувств.
– "Только нецелованных не трогай, только не горевших не мани", – под дружный 
смех проявил свою эрудицию Гриша. – Разве я неправильно запомнил? – растерянно 
спросил он.
– Не обращай на них внимания, – дружелюбно сказал Седых. – Присаживайся ко мне, 
я тоже Есенина люблю.
Вошли Белухин и Зозуля.
– С пустой сумой, добытчики? – спросила Анна Григорьевна.
– Хрен чего увидишь, – садясь, проворчал Белухин. – Падера.
– Что? – не поняла Невская.
– Поземка, – пояснил Зозуля. – Так здесь ее называют.
– Это и есть пурга? – уточнила Невская.
– Разновидность. Внизу, у поверхности, трехметровый слой взметенной снежной 
пыли, а вверху ясно, и если вы из любопытства подниметесь на крышу…
– Верю вам на слово, – поежилась Невская.
– Другое дело, – продолжал Зозуля, снимая унты и подставляя их поближе к печке,
 – когда низкие слоистые облака со снежными иглами опускаются до поверхности и 
смешиваются с поземкой. Ад! Тогда и в двух метрах ничего не увидишь – так 
называемая «темная пурга». К счастью, нам это как будто не угрожает.
– Накаркаешь, – Кислов постучал по столу.
– Вряд ли, – сказал Белухин. – Сегодня облака повыше, чем вчера, похоже, будут 
рассеиваться. Ну а поземка длится недолго.
– Сколько? – спросила Невская. – Час, два?
– Да нет, дочка. Суток трое.
– Значит, нас трое суток могут не найти?
– Свободное дело, – кивнул Белухин. – Сверху ничего не видать. Матвеич, однако, 
придумал костер разжечь.
– Вы думаете, это поможет? – обратилась к Анисимову Невская.
– Надеюсь.
– До чего есть хочется! – вздохнула Лиза.
– Ты сама сдобная булка с изюмом, – пошутил Солдатов, как бы случайно кладя ей 
на колено руку.
– Не по твоим зубам, – Лиза сбросила руку.
– А по чьим?
– Мой мужчина должен быть скромный, положительный и обязательно в очках. Как 
Михаил Иваныч.
– Елизавета Петровна… – пробормотал Зозуля. – Я, конечно, польщен, но…
– Николай Георгиевич, – выручил Зозулю Чистяков, – допустим, что поземка 
действительно продлится трое суток. А если костер не удастся разжечь, или его 
не увидят? Неужели мы будем пассивно ждать?
– Предлагай, – сказал Белухин.
– Ты, Игорек, можешь активно, – сказал Солдатов. – Танцуй, разучивай песни. 
Хочешь, научу? – И заверещал: «Арлекино, Арлекино…»
Чистяков поморщился.
– У тебя, Слава, молчание лучше получается.
– Точно, как мой директор парка, – удивился Солдатов. – Он меня и в эту чертову 
командировку втравил, чтоб я на собраниях не возникал, не мутил воду. Тузиков 
его фамилия, случаем, не родственники?
– Пассивно мы ждать не будем, – сказал Анисимов. – Ого, на завтрак какао?
– Шоколад – харч особый, – Анна Григорьевна раскрошила на тряпочке полплитки 
шоколада и ссыпала в кипяток. – Просто так, в натуре его есть не следует, от 
горячего какао больше сытости будет.
– Обжираловка! – фыркнул Солдатов.
– Завтрак королей, – поведал Зозуля. – Алексей Толстой в «Петре Первом» писал, 
что Карлу XII утром подавали в постель горячий шоколад.
– С жиру бесился, – буркнул Кислов.
– Карл XII был очень худой, – вступился за короля Зозуля.
– Похудел, когда от Полтавы драпал, – добродушно заметил Белухин, помешивая в 
кастрюле большой деревянной ложкой. – Аж штаны сваливались.
– Мы с Зоей читали книгу известного врача Брэгга, – сообщил Гриша. – 
Оказывается, голодать бывает очень полезно для здоровья.
– Кому? – окрысился Кислов. – Сам небось жрал в три горла, а других сажал на 
диету.
– Брэгг лично голодал по две-три недели, – примирительно сказал Гриша, – и 
очень хорошо себя чувствовал.
– А его жена? – насмешливо спросил Кислов.
– Что жена? – не понял Гриша.
– Ей-то какой прок…
– Эй, Захар! – прикрикнула Анна Григорьевна, звеня кружками. – Язык попридержи.
Каждому досталось по полторы кружки напитка, и одну, почти полную Анна 
Григорьевна оставила про запас.
– Тебе на полдник, сынок, – сказала она Грише. – Они матерые, поговеют, а ты 
растешь.
– Ни за что! – гордо заявил Гриша. – Все излишки положено разделить между 
женщинами.
– Женщины – они живучие, как кошки, – улыбнулась Анна Григорьевна. – Ладно, 
половину тебе, половину Борису, справедливо?
– Зоя, подтверди, что я не возьму ни капли!
– Не возьмет, – подтвердила Нев