сь с последних. В августе 1930 года ледокол 
«Седов» пробился к группе из трех островков, окаймлявших западные берега 
архипелага. Сегодня нет полярника, который бы их не знал: на первом экспедиция 
обосновалась и нанесла его на карту под названием Домашний; на втором, 
Голомянном, Сергей Журавлев поставил охотничью избушку, бережно сохраняемую по 
сей день коллективом находящейся здесь полярной станции; третий островок, 
больше двух первых размерами и вытянутый в длину, получил название Средний.
На нем и находится известный в полярных широтах аэропорт, один из наиболее 
важных аванпостов исследователей Арктики. Отсюда проложены воздушные трассы на 
Диксон и Землю Франца-Иосифа, на дрейфующие станции «Северный полюс» и Тикси, 
на Колыму и Чукотку. Средний – столица Северной Земли, на которой каждый сезон 
работают отряды геологов, гидрологов, геоморфологов, гляциологов и ученых 
других специальностей. Как и предполагал, а затем установил Урванцев, Северная 
Земля столь же перспективна в промышленном отношении, как и Таймырский 
полуостров: геологи здесь обнаружили медь, олово, железо и ряд других полезных 
ископаемых. Пока что взять их трудно, экономически, как говорят, 
нецелесообразно, однако придет время, и кладовые Северной Земли очень 
пригодятся стране, в этом нет сомнения.
Летом здесь бывает оживленно, за сезон несколько раз приходят корабли, а через 
проливы Восточный и Красной Армии на крупные острова архипелага людей и грузы 
перебрасывают вертолеты. С наступлением осени на Северной Земле остается лишь 
несколько десятков полярников, и жизнь на Среднем замирает; однако даже в 
полярную ночь редкая неделя проходит без того, чтобы здесь не совершил посадку 
или не взлетел какой-нибудь самолет.
После войны, в конце сороковых и пятидесятых годов, когда страна могла 
позволить себе приступить к интенсивному изучению Северного Ледовитого океана, 
в Арктику пришло новое поколение полярных летчиков. Они отвоевались, залечили 
раны и охотно откликнулись на призыв сменить боевые самолеты на мирные 
гражданские тихоходы; они быстро поняли, что работа здесь будет далеко не 
спокойная и не безопасная, но – фронтовая закалка! – именно это обстоятельство 
и сочли для себя большой удачей. Полеты над незнакомой акваторией океана по 
своему риску мало чем отличались от боевых вылетов, полярного опыта же у 
новичков было мало, и наставления, инструкции, как образно сказал один из них, 
печатались на типографских машинах, сделанных из обломков разбитых самолетов. А 
ведь в новичках тогда ходили Алексей Титлов, Виктор Перов, Петр Москаленко, 
Владимир Мальков и многие другие будущие знаменитости!
Они совершали чудеса: летали черт знает в какую погоду, садились на последней 
ложке бензина и взлетали на святом духе; их знала вся Арктика, их постоянно 
вызывали по радио кого-нибудь выручать, проводить застрявшие во льдах караваны. 
Вместе с Мазуруком, Черевичным, Каминским и другими «стариками» недавние 
новички прокладывали трассы на Северный полюс, искали и находили льдины для 
дрейфующих станций, высаживали в центральных районах океана научные десанты. 
Это был период «бури и натиска», он породил много людей незаурядных, каждого со 
своим характером и почерком.
А другие, как часто бывает в таких случаях, остались на втором плане. Может, 
потому что были менее настойчивы, или из-за своего невезения, или потому, что, 
будучи вполне на уровне своих прославленных коллег, как-то меркли, оставались в 
тени. Не пробившись в первые, они все равно сыграли огромную роль в 
послевоенном штурме Арктики, и не их вина, что они не попали в энциклопедии; 
мемуарная же литература отдает им должное.
Таким был Алексей Авдеич Зубавин, или просто Авдеич, как его звали полярники. 
Казалось бы, все дано человеку: и незаурядный талант летчика, и характер, и 
редкостная полярная интуиция, а в первую шеренгу он никак попасть не мог. То 
станет в позу там, где нужно стоять навытяжку и повторять: «Виноват!»; то 
вместо поломанного где-то лыжонка самолет Авдеича под общий смех скользит по 
снегу на обыкновенном стиральном тазу; а однажды, когда из-за случайной искры 
во время заправки на плоскости Ан-2 обгорел перкаль, Авдеич обтянул плоскость 
разноцветными одеялами и вернулся на аэродром в «цыганском шатре» прямо к ногам 
ошеломленных членов высокой комиссии. До поры до времени эти штучки сходили 
Зубавину с рук – летчик он был действительно классный, но подвело здоровье – 
стало резко ухудшаться зрение. Списанный с летной работы, Зубавин, однако, 
Арктику не покинул: несколько лет отслужил руководителем полетов на подскоках 
дрейфующих станций, а потом пришелся ко двору в качестве начальника полярных 
аэропортов. Громкое слово – полярный аэропорт, иной раз он состоял из двух-трех 
домиков, накатанной на снегу взлетно-посадочной полосы и коллектива из 
пяти-шести человек, но руководить этим хозяйством было совсем не просто, и 
Зубавин понемногу осваивался, приобретал опыт работы на земле.
С годами он стал уравновешеннее и мудрее, приобрел репутацию гостеприимного, но 
требовательного начальника, по высшему разряду принимал летчиков и 
снисходительно относился к надоедливому, нелюбимому в аэропортах племени 
пассажиров. Его не раз бросали на укрепление отстающих аэропортов, и всякий раз 
он начинал с того, что брал швабру и шел мыть туалет. Уборщица – за ним: «Ах, я 
сама!», а он: «Нет, я помою, а ты смотри и учись, чтобы всегда было так же 
чисто». И мыл с блеском! Затем шла очередь столовой. Зубавин знакомился с 
персоналом, сажал за стол официанток и начинал их обслуживать – быстро подавал, 
убирал тарелки, спрашивал, нет ли претензий к повару. «И чтобы вы так же 
обслуживали, голубушки!»
Вытягивал аэропорт в Хатанге – бросали на Диксон, налаживал работу на Диксоне – 
переводили в Тикси; ко времени описываемых событий он уже несколько лет наводил 
свои порядки в когда-то глухом, но набиравшем силу аэропорту острова Средний. 
Жил в маленьком домике с женой