– Курить надо бросать.
– Э, я свою плантацию давно выкурил, – вздохнул Ермишин, – пустую трубку 
посасываю. Блокнотом запасся?
Я с заговорщическим видом приоткрыл портфель, где лежал магнитофон.
– С пятого ряда? – усомнился Ермишин. – Не возьмёт.
– Микрофон мощный, шёпот из-за дверей улавливает.
– Постой, так ты и меня записывал? – спохватился Ермишин. – Все словечки?
– Словечки размагничу, – пообещал я. – Не бескорыстно, конечно, за вечер 
воспоминаний.
– Ах ты, сукин сын… Ладно, помолчим.
Председательствующий постучал по графину, совещание началось.
А примерно через два часа Чернышёв обвинил в трусости двадцать девять капитанов.

Вообще-то такое слово произнесено не было, но оно угадалось и вызвало всеобщее 
возмущение. Но сначала выступали другие. Гибель четырех траулеров была ещё 
свежа в памяти, и капитаны, сменяя друг друга на трибуне, высказывали самую 
серьёзную тревогу и сомнения: не слишком ли велика опасность обледенения для 
низкобортных сейнеров и СРТ в открытом море? Капитаны были опытные, а иные 
знаменитые, познавшие славу, их мнение много значило – и почти все они говорили 
о том, что осваивать новые районы лова в штормовые зимние месяцы дело хотя и на 
редкость перспективное, но чреватое опасными последствиями. Обледенение судов 
вдруг предстало коварнейшим врагом, в повадках которого ещё следовало 
разобраться. И когда Сухотин, один из самых заслуженных капиталов, прямо 
предложил на зимний промысел посылать лишь большие морозильные траулеры, зал 
притих: что скажет начальство?
Ситуация была щекотливая: ведь все прекрасно понимали, что именно сейнеры и СРТ 
«делают план», дают основную часть добычи рыбы; понимали, что снять, резко 
уменьшить план добычи – дело чрезвычайное и вряд ли министерство на это пойдёт, 
но ведь и опасность обледенения – дело чрезвычайное. Словом, все притихли – 
предложение прозвучало, и на него следовало дать ответ.
Вот тогда-то Чернышёв и взорвал свою бомбу.
Когда он попросил слова, зал оживился: на собраниях любят ораторов с 
«изюминкой», а этого добра у Чернышёва, как я уже успел понять, было навалом. 
«Включай свою механику. – Ермишин толкнул меня локтем в бок. – Валяй, Алексей!»
Чернышёв пошёл к трибуне, взгромоздился на неё и дружелюбно рявкнул:
– Что, здорово перепугались, ребята?
Далее выступление Чернышёва и реплики привожу по расшифрованной магнитофонной 
записи.
Возгласы: «Выбирай слова!», «Внимание, весь вечер на ковре Чернышёв!», «Тише!»
ЧЕРНЫШЁВ. Хорошо, слова буду выбирать тщательнейшим образом, чтобы, упаси бог, 
никого не обидеть – ни одного из присутствующих здесь паникёров. (Гул в зале.) 
Так вот, зная большинство из вас добрых двадцать лет, я был поражён, услышав 
такую баранью чушь!
Снова гул в зале. Председательствующий стучит по графину: «Товарищ Чернышёв, 
держите себя в рамках!»
ЧЕРНЫШЁВ. Слушаю и повинуюсь! (Отвешивает председательствующему низкий и 
совершенно неуместный поклон, что вызывает в зале смешки.) Итак, что мы имеем? 
Мы имеем, товарищи, замешательство, переходящее в панику. Да, мы начали 
осваивать новые районы лова зимой и потеряли хороших ребят – вечная им слава и 
память. Не буду повторять того, что вы по этому поводу говорили, – у самого 
душа болит. Скажу только, что главная причина гибели траулеров – беспечность, с 
какой мы до сих пор относились к обледенению. Привыкли зимой ловить у берегов, 
чуть что – в бухту, вот и укрепилось в сознании: «Подумаешь, не видали мы льда, 
шапками собьём!» А вышли на скорлупках в зимнее море, столкнулись с настоящим, 
а не игрушечным обледенением и вместо того, чтобы спокойно разобраться, в 
панике закричали: «Прекратить! Назад, к берегу, где наши предки ловили! Пусть 
на промысел выходят дяди на больших кораблях!»
Возглас: «Ты не обзывай, ты конкретно!»
ЧЕРНЫШЁВ. Конкретно говорю о тебе, Сухотин, предложение твоё. Ты знаешь, как я 
тебя люблю и уважаю…
Возглас Сухотина: «Расскажи своей бабушке!»
ЧЕРНЫШЁВ, Обязательно, непременно навещу в раю старушку, как только высвобожу 
свободную минутку. Знаю, сам видел, как ты чуть не перевернулся в то утро, а 
почему? А потому, что опомнился и стал окалываться, когда оброс льдом, как 
бродяга пушниной! Кто тебе мешал начать избавляться ото льда на несколько часов 
раньше? И ты, Полушкин, очень умно возвестил с трибуны: «В условиях 
интенсивного обледенения средний рыболовный траулер особенно быстро теряет 
остойчивость». Правильно, если капитан этого СРТ – баран. Не вскакивай, я не 
тебя имею в виду, это я иносказательно и с любовью. Да, ты чудом остался на 
плаву, а опять же почему? А потому, что пожалел механиков, отец родной, и 
своевременно не набрал забортной воды в опустевшие топливные танки. Ещё бы, 
танки потом сутки чистить надо, разве можно перегружать мотористов работой? И 
ты, Хомутинников, зря на стихию сваливаешь: ураган ураганом, а почему не убрал 
с кормы трал и сотню бочек? Вот и обледенел, как сукин сын, зарос льдом с 
головы до пяток.
Возглас Полушкина: «Ты о себе скажи!»
ЧЕРНЫШЁВ Поставь, ящик пива – хоть всю ночь буду про себя рассказывать. Ладно, 
без шуток. Как только получил штормовое предупреждение, снял заглушки штормовых 
портиков и деревянные щиты зашивки фальшборта, орудия лова и груз убрал в трюм. 
Подготовил инструмент для околки льда, трюма задраил по-походному. Когда