полтонны постигла та же участь, и престижу Баландина был нанесён значительный 
ущерб, от чего, как мне казалось, он страдал куда сильнее, чем от качки. Но 
главную ставку он сделал на эмаль, которой покрыли часть палубы и надстроек и 
которая, по убеждению Баландина, должна препятствовать нарастанию льда. Словом, 
профессор жаждал реванша – и не было на судне человека, который не желал бы ему 
успеха.
В каюту заглянул матрос.
– Капитан приглашает на мостик!
Никита Кутейкин выключил секундомер.
– Два-три забрызгивания в минуту.
– Температура воздуха? – спросил Корсаков, заполняя журнал.
– Минус 4, 6 градуса.
– Запишите: курсовой угол к фронту волны десять градусов, – продиктовал 
Кудрейко. – Ветер семь баллов, волнение моря шесть.
С понижением температуры началось обледенение. «Семён Дежнев» носом зарывался в 
море, и на палубу, надстройки обрушивались мириады брызг. Качало на мостике 
значительно сильнее, чем в твиндеке, но в каюте без иллюминаторов качка 
изнуряла больше, а наверху, как нынче любят говорить, мозг получал всё-таки 
какую-то информацию. Временами волна, разлетаясь, с силой била в окна рулевой 
рубки, и я инстинктивно отшатывался, вызывая усмешки Лыкова.
– Алексей Архипыч, меняйте курс, – попросил Корсаков. – Прямо на ветер.
По команде капитана Перышкин крутанул штурвал.
– Никита, секундомер!
В море зимой я никогда не был. Неприглядное зрелище. Все вокруг тебя серое и 
мрачное: и повисшие над морем тучи, и пелена над горизонтом, и холодные волны, 
налетавшие на маленький кораблик, как цепные псы. Я поёжился: хлестнувшей 
волной с головы до ног окатило Ерофеева и Птаху, которые, прикрепившись 
карабинами к штормовому линю, брали пробы с образовавшегося льда.
– Четыре забрызгивания, – доложил Никита.
– Здорово их. – Я кивнул на людей на палубе. – Работёнка по большому блату.
– Павел Георгиевич, прошу не мешать, – резко выговорил Корсаков. – Никита, 
повторить замер!
– Есть повторить. – Никита прильнул к замёрзшему окну, на котором бешено 
вертелся «дворник». – Четыре забрызгивания.
Мне уже было известно, что обледенение, возникающее от брызг морской воды, 
самое частое и опасное. Но пока что мы имели дело с начальной стадией: на 
палубе образовался ледяной панцирь. При этой стадии можно спокойно работать и 
даже рассказывать анекдоты.
– Попробуем курс под углом 90 градусов к направлению ветра, – предложил 
Корсаков. – Не возражаете, Алексей Архипыч?
– Лагом к волне, креста на вас нет… – пробурчал Лыков.
Волны с силой ударили по левому борту.
– Число забрызгиваний ноль, – сообщил Никита.
– Вы правы, – кивнул Корсаков Чернышёву. – При таком курсе забрызгивания 
прекращаются. И следовательно, обледенение от брызг.
– Только лагом к волне на нашей посудине штормовать не рекомендуется, – сказал 
Чернышёв. – Так что особой ценности данное наблюдение не имеет. Ну, сколько?
Вопрос был адресован Ерофееву и Птахе. Они ввалились на мостик в штормовых 
рыбацких костюмах, с которых стекали тяжёлые капли.
– Живые озонаторы, морем запахло, – принюхиваясь, с удовольствием сказал 
Баландин.
– Купальный сезон открыт, – бодро откликнулся Ерофеев. – Лёд нарастает медленно,
 около тонны в час.
– Сколько и где? – спросил Корсаков.
Ерофеев доложил толщину ледового покрова в различных точках и отметил, что в 
местах, покрытых эмалью, лёд нарастает слабее. Пока что этот процесс, однако, 
выражен не очень ясно, нужно подождать с выводами до сильного обледенения.
– Если погода не изменится, – сказал Корсаков, внося цифры в журнал, – за сутки 
можем набрать тонн двадцать. На каком этапе начнём околку, Алексей Архипыч?
– А ни на каком, – пробормотал Чернышёв, поглядывая на море.
– Простите, не понял.
– И понимать нечего… Ежели синоптик не наврал, циклон уходит на норд-ост, не 
догоним. Часа через три выйдем из зоны обледенения.
– Было бы чего догонять, – весело подал голос Перышкин. И, спохватившись, 
торопливо проговорил: – Молчу, Алексей Архипыч, молчу!
– Рулевой матрос должен быть немым! – рявкнул Чернышёв. – Только повторять 
команду – как робот! На первый раз оставляю без компота.
– Есть остаться без компота, – ухмыльнулся Перышкин и с деланной обидой в 
голосе бросил: – В тропиках нам сухое вино выдавали, а здесь последнего компота 
лишают.
– Без двух компотов, – прорычал Чернышёв и великодушно добавил: – Условно…



Капитан разбушевался

Третьи сутки мы шастаем по Японскому морю в поисках плохой погоды. Редчайший 
случай в этих широтах – тишь да гладь в январе, курорт! В нескольких сотнях 
миль, у Татарского пролива, возникла устойчивая зона обледенения, но «Дежнева» 
туда не пускают: «Буйный», наш спасатель, надзирает и над рыбаками, которые