не вздумай брать у Маши интервью, когда я уйду в море.
– А когда вы уходите? – исключительно глупо спросил я. – Я к тому, что…
Чернышёвы посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– Понятно, – прервал Чернышёв. – Маша, заноси в свой реестр ещё одного леща и 
ступай… Что, хороша у меня жена?
– Хороша, – согласился я, опять же с несколько большим энтузиазмом, чем 
следовало. – А что, много этих… лещей в реестре?
– Штук десять наберётся, – беззаботно ответил Чернышёв, вводя меня в комнату, 
служившую, видимо, кабинетом и гостиной, и с грохотом пододвигая кресла к 
журнальному столику. – Тебя Павлом зовут? Садись, Паша, и спрашивай, что надо.
Пожалуй, самое время дать его портрет. Представьте себе человека чуть выше 
среднего роста, очень худого, но ширококостного, с туго обтянутым дублёной 
кожей лицом, на котором весьма приметны высокий лоб – за счёт отступившей 
полуседой шевелюры, серые с льдинкой глаза, ястребиный нос и мощный подбородок; 
руки сильные и узловатые, с ревматическими утолщениями на пальцах, а походка 
энергичная, несмотря на лёгкую хромоту.
– Садись же, – повторил Чернышёв и сам удобно погрузился в кресло. – Твоё, как 
вы говорите, творчество мне знакомо, читал твою книжку про знатных земляков.
Я польщено склонил голову.
– Плохая книжка, – продолжил Чернышёв. – Плаваешь на поверхности, не человека 
описываешь, а как он план выполняет, И опять же умиляешься на каждой странице: 
смотрите, какие они у меня все хорошие! Блестят твои земляки, как хромированные.
 А ведь книга немалые деньги, полтинник стоит. Купишь такую, полистаешь и 
расстраиваешься: лучше бы мне дали по морде!
Я вытащил кошелёк, отсчитал пятьдесят копеек.
– Что ж, это справедливо! – Чернышёв взял деньги и сунул в карман пижамы. – 
Будем считать, познакомились, приступим к делу.
Со стыдом припоминаю, что впервые в своей журналистской практике я растерялся. 
До сих пор люди, о которых я собирался писать, вели себя совершенно по-иному: 
одни со сдержанным достоинством, другие чрезмерно предупредительно, третьи не 
скрывали радости, что их имя появится в газете, – простительная человеческая 
слабость; но впервые человек, которого я интервьюировал, лез вон из кожи, чтобы 
произвести самое неблагоприятное впечатление.
– Мне поручено, – я, сделав акцент на последнем слове и ледяным тоном повторил,
 – поручено написать о вашем последнем рейсе. Какие обстоятельства 
предопределили успешное выполнение плана добычи рыбы?
– Молодец, – похвалил Чернышёв. – Берёшь быка за рога. Записывай: первое – 
дружба, второе – взаимопомощь, третье – энтузиазм и трудовой подъем. Все или 
ещё чего добавить?
– Пожалуй, достаточно. – Я встал и сунул блокнот в карман. – Был счастлив 
познакомиться, всего хорошего.
– Ладно, хватит валять дурака! – Чернышёв довольно бесцеремонно толкнул меня 
обратно в кресло. – Маша! – неожиданно рявкнул он так, что я вздрогнул.
– Кофе корреспонденту! Книга твоя, конечно, не высший сорт, но про капитана 
Прожогина ты написал совсем не худо, хотя и со слезой: он у тебя добряк и 
размазня, а на самом деде Демьяныч держал команду в великом страхе, молоток был 
капитан и знатный ёрник. Бери назад свою полтину и не дуйся. Агентура донесла, 
ты обо мне наводил справки, а я о тебе. Старик Ермишин заверяет, что с тобой 
дело иметь можно, а я его уважаю за ум и трезвость. Давай договоримся: когда 
пойду на корм рыбам, сочинишь про меня некролог, можешь хоть в стихах, а сейчас 
мне от тебя нужно другое.
– Но редакционное задание…
Чернышёв досадливо поморщился.
– Если так уж надо, напиши, что отличились старпом Лыков, тралмастер Птаха, 
матросы Воротилин и Дуганов. Придумай что-нибудь и разведи водой, ваш брат это 
умеет. А дело вот какое. Про нашу зимнюю историю в Беринговом море хорошо 
знаешь? Про гибель судов от обледенения?
Я неуверенно кивнул. Ну и собеседник! Прав Чупиков – не угадаешь, в какую 
сторону развернёт Чернышёва через минуту.
– Ни хрена ты не знаешь, – бросил Чернышёв и достал из портфеля сколотые 
скрепкой бумаги. – Здесь мои заметки на эту тему, не сейчас, дома прочтёшь, 
только пока ни гугу, на меня и так всех собак вешают. Вот если ты мне с этим 
делом поможешь… Завтра с утра в управлении рыболовства важное совещание, 
приходи с блокнотом. Очень нужно, чтоб газета поддержала, шуму там будет много, 
зимний промысел на носу, а кое-кто рассуждает по-бараньи…
Приоткрыв ногой дверь, да так, что распахнулись полы короткого халата, с 
подносом в руках вошла Маша.
– Застегнись, бесстыжая, – перехватив мой взгляд, буркнул Чернышёв. – 
Корреспондента из строя выводишь.
– А пусть они не смотрят, куда не надо, – дерзко ответила жена, небрежно 
запахнув халат. – Ешьте, пейте, дорогой гость.
– Всыплю я тебе когда-нибудь, – со вздохом пригрозил Чернышёв, провожая жену 
взглядом, отнюдь не свидетельствующим о том, что эта угроза будет приведена в 
исполнение. – Я так скажу, Паша: все они бесовки, и нет на них никакой управы. 
Сам-то женат?
– Был когда-то.
– Свободный охотник, – неодобрительно констатировал Чернышёв. – Знаю я вашего 
брата, так и вынюхиваете, где что плохо лежит. Я бы всех таких гуляк собрал в 
одну кучу и в принудительном порядке переженил на самых злющих бабах, чтоб вы, 
собаки, еле ноги таскали. Маша!