года, остальные пятнадцать мёрзли на разных полушариях. Я рассказал об этом 
факте Игорю Петровичу Семёнову и выразил своё отношение таким восклицанием: 
«Вот мужественный человек!» И знаете, что ответил Игорь Петрович?
– Что же? – улыбнулся Сидоров.
– «Мужественная жена»! – возразил он.
– Что ж, Семёнов во многом прав, – Василий Семёнович кивнул и задумался. – Но 
не во всем…
Так начался тот самый монолог.
– Вот доктор раздавал всем нам анкеты социологического обследования. Там был 
вопрос: «По каким причинам вы стали полярником?» Не стану скрывать своего 
ответа: «Это была цель моей жизни с юных лет». Так наверняка ответили и многие 
мои товарищи. Капитан Скотт и Нансен, поход «Челюскина», папанинцы… Мы, 
тогдашние мальчишки, бредили Севером наяву. А дальше?.. Север, Антарктида – это 
как море, ими заболеваешь на всю жизнь. Человек, хоть раз побывавший в высоких 
широтах, тянется туда снова и снова. Почему?.. Да, нам часто приходится трудно. 
Но сколько радостей мы находим в этой трудной жизни! Где, где ещё можно 
вдохнуть такой необычайный аромат мужской дружбы, где ещё можно так проверить 
самого себя? Ты один на один с природой, каждый день тебе нужно бороться со 
стихией, драться за жизнь. Но этого мало. Здесь, в долгие полярные дни и ночи, 
ты лучше познаешь самого себя, проанализируешь свою жизнь и решишь, правильно 
ли жил и какие ошибки совершил. И ты очищаешься. Раньше люди очищались от 
грехов в церкви, а мы – на зимовке, исповедуясь друг другу и самому себе. А 
чувство глубокой удовлетворённости тем, что ты выполняешь свой долг перед 
Родиной, тем, что она ценит и не забывает тебя? А замечательный, ни с чем не 
сравнимый момент возвращения? Возвращаешься – по-другому воспринимаешь мир, 
испытываешь чувство обновления. Если случилось на зимовке что-либо плохое – 
забываешь, вспоминаешь только хорошее, лучше и проще относишься к людям, потому 
что научился прощать случайное и ценить главное в человеке. Утончаются все 
чувства: то, чего раньше не замечал в суетливой жизни, видишь, как будто заново 
прозрел. Смотришь на берёзки – так это уже не просто лес, а другой мир, 
смотришь и делаешь для себя открытия… Возвращение! Ради одного только этого 
незабываемого ощущения стоит быть полярником. У нас, полярников, семьи крепче. 
Бытовые мелочи, ссоры из-за пустяков – это нам чуждо, это суета смешная. Всю 
долгую зимовку в тебе крепнет любовь к жене и детям, и ты рвёшься к ним всем 
своим существом, всей душой. Если чувство твоё настоящее – разлука его 
укрепляет. Подходит корабль к Ленинграду – рвём друг у друга бинокли, потому 
что самые боевые жены даже на Толбухин маяк прорываются, чтобы пораньше нас 
увидеть. И смотришь, все глаза проглядываешь: может, и моя здесь? А ребята 
посмеиваются: «Здесь твоя, провинилась, наверное, вот и примчалась!» А парень 
рубашку на себе рвёт: «Моя – провинилась? Выходи!» И вот причал, и навстречу 
тебе бежит жена, обнимаешь её с трепетом, как будто в юности… И каждое своё 
возвращение переживаешь юношескую любовь!.. Отпуск у нас большой, до пяти 
месяцев, – успеваешь вдоволь наговориться, груду книг, журналов прочитать, весь 
театральный репертуар пересмотреть, и в лесу, на море с семьёй отдохнуть… А 
потом… Зовут к себе высокие широты! Бывало, льдина треснет, перебираешься на 
другую, спасаешься от вала торосов, и сидят ребята мокрые в палатках, проклиная 
ту минуту, когда решились променять Большую землю на дрейфующую ледяную корку. 
А через полгода те же ребята виновато подходят и спрашивают: «Может, возьмёшь к 
себе, Семеныч?» – «А зарекаться больше не будешь?» Вздыхают, разводят руками: 
«Наверное, буду…»
Да, будет, но пойдёт снова и снова! Такова наша полярная судьба, трудная и 
завидная, которую ни на какую другую настоящий полярник не променяет…
А через несколько часов прилетел самолёт, и я покинул станцию Восток.




ЧАСТЬ ВТОРАЯ



Возвращение на Землю

Первую часть этой книги я закончил расставанием со станцией Восток. Мне не 
повезло. После десяти дней довольно мучительной акклиматизации на Востоке я 
пришёл в себя, но через две недели потерял бдительность: сорвался на заготовке 
снега и вновь стал испытывать острый недостаток кислорода. В таком состоянии я 
простился с восточниками, сел в самолёт и улетел в Мирный. И в конце полёта, 
когда ледяной купол Антарктиды начал резко понижаться к побережью, я испытал 
удивительное ощущение: в мой организм хлынул кислород. Я не вдыхал, а буквально 
пил воздух, пил, словно воду, «длинными, как лассо, глотками» (см. «Дети 
капитана Гранта» – так удовлетворял жажду патагонец Талькав). Я насыщался 
кислородом и заполнял им все свои поры, с каждым мгновением утверждаясь в мысли,
 что не вода и не хлеб, а именно воздух – главная потребность живого организма.
Это и было первое впечатление от Мирного – обилие кислорода. Дыши сколько 
влезет, опьяняйся на здоровье.
Второе впечатление – возвращение на землю. Станция Восток с её вечным холодом, 
кислородным голоданием и отсутствием органической жизни словно находится в 
другом мире; наверно, нигде на нашей с вами планете человек так мало не уверен 
в том, что он хозяин природы. Чем уж тут гордиться, когда вокруг миллионы