– …объявим аврал? – хмыкнул Алик. – Вымоем пол?
– Ну конечно!.. Нет, сегодня не выйдет. Давайте завтра, а?
Мы охотно согласились. Завтра так завтра. Мыть полы всегда лучше завтра.
– Потому что сегодня до обеда, – разъяснил Валерий, – Семеныч разрешил мне – 
ей-богу, не вру! – заняться медициной.
Сказано с лёгкой иронией. Когда мы прилетели на Восток, Сидоров категорически 
запретил Валерию принимать участие в тяжёлых работах: доктор всегда должен быть 
наготове. Но жизнь опровергла эту правильную, но нереальную теоретическую 
установку.
– Валера, ты свободен? – слышалось по десять раз на день.
И с утра до ночи доктор был занят именно на тех работах, которые ему 
категорически запрещались. Прилетали самолёты – «Ельсиновский, на выход!»; 
нужно притащить продукты, поставить на крышу антенну – «Док, будь другом!»; 
идёт монтаж домика – «Валера, без тебя ничего не получается!». А что прикажете 
– сидеть в медпункте и ждать, пока кто-нибудь не чихнёт? И Валерий, стараясь не 
думать о своей обширной научной программе, превратился на время в разнорабочего 
– и какого! Бригадиры погрузочно-разгрузочных бригад готовы были отдать свою 
бессмертную душу, лишь бы заполучить доктора, мощного и безотказного, как 
хороший трактор.
– Потерпи, Валера, – утешал его Сидоров, – вобьём последний гвоздь, отправим в 
Мирный сезонников, останемся одни – и тогда издам по станции приказ: «С сего 
дня каждый восточник отдаётся в распоряжение доктора В. И. Ельсиновского в 
качестве подопытного кролика». Можешь простукивать нас, резать, вскрывать, 
жарить на медленном огне – никто пе пикнет. Годится? Считай, что первый научный 
материал я тебе уже подкинул, из моей истории болезни можешь в два счета 
монографию соорудить!
Сегодня, однако, Семеныч подарил доктору несколько часов свободного времени и 
обязал указанных в графике товарищей явиться на обследование. Ради такого 
праздника Валерий велел нам рассовать по углам вещички и с гордостью облачился 
в белый халат. Медпункт, до сих пор напоминавший ночлежку из «На дне», сразу 
преобразился, словно к нам, погрязшим во грехе и беспорядке, снизошёл ангел в 
белых одеждах. Брезгливо отбрасывая ногой унты и прочие случайно попавшие в рай 
предметы, Валерий расчистил место, установил электрокардиограф и нежно погладил 
его, как гладят обиженную недостатком внимания любимую собаку.
– Начнём с вас, Маркович. Раздевайтесь, ложитесь и замрите!
Результаты исследования моего организма вызвали у доктора некоторую 
озабоченность. Если судить по перной кардиограмме, я был совершенно здоров, по 
второй – уже умер.
Вопросительно взглянув на меня, Валерий решил отбросить вторую версию – видимо, 
потому что ни разу не видел покойника, который ухмыляется и подмигивает. 
Пришлось начать все сначала. Третья кардиограмма, однако, констатировала у меня 
предсмертные судороги, и Валерий, вздохнув, отправился на поклон к Тимуру – 
мастеру на все руки.
– Это я мигом, – через минуту приговаривал Тимур, разбирая аппарат, – тебе 
повезло, док, что ты обратился ко мне!
Рядом с кают-компанией, в крохотной проходной комнатушке, сплошь заставленной 
приборами, склонились над столами Саша Дергунов и Коля Фищев. Как и все 
метеорологи на полярных станциях, Саша задыхался от недостатка времени и на мои 
вопросы отвечал невпопад. Зато Коля, который обрабатывал полученные от 
радиозонда сведения, при моем появлении оживился и вытащил шахматную доску.
– Прибыл ответ? – спросил я.
– Пешка на а4, – кивнул Коля. – На наш следующий ход конь ф6 они готовы пойти 
слоном на е2.
Мы погрузились в раздумье. Московские художники уже на пятом ходу уклонились от 
теоретического варианта. А это значит, что они либо такие же пижоны, как мы, 
либо, наоборот, хотят нас запутать.
– Говорили с Семенычем? – спросил Коля.
– Не соглашается…
Несколько дней подряд я пытался вырвать у начальника разрешение на одну 
авантюру. Дело в том, что я хорошо знаком с Михаилом Талем (о чём гроссмейстер, 
возможно, и не подозревает): лет десять назад я брал у него интервью для 
радиопередачи «С добрым утром!». Миша – а тогда это юное шахматное чудо 
позволяло себя так называть – обладал отличным юмором, и я не сомневался, что 
он охотно примет участие в невинном розыгрыше. Идея была такая. Мы посылаем 
Талю радиограмму, в которой раскрываем все карты и предлагаем ему играть за 
Восток, против художников. Те, разумеется, будут разгромлены, поднимется шум, 
наша вечнозелёная партия прогремит на весь мир, а мы, вдоволь посмеявшись, 
раскроем мистификацию. К сожалению, Василий Семеныч счёл идею сомнительной и 
зарубил её на корню.

– Какой розыгрыш пропадает! – огорчился Коля и неожиданно ухмыльнулся. – В 
почте таится масса неиспользованных возможностей. Когда я учился в ЛАУ
[8]
, мы славно разыграли одного курсанта. У него, в общем-то неплохого парня, был 
один недостаток: он очень любил хвастаться своими победами: «Я, мол, такой и 
сякой, для ихней сестры неотразимый!» Ладно. Написали мы ему письмо якобы от 
девчонки, которую он еле знал: «Умираю от любви, жду вечером в субботу по 
такому-то адресу, буду одна. Навеки твоя» и прочее. Смотрим – клюнул. Весь день 
гладился, отмывался, душился и с упоением читал желающим письмо. Хорошо. К 
вечеру укатил по указанному адресу – черт знает куда, километров за сорок от