Ленинграда в какую-то деревню. Мы ждём, не спим – кому охота терять такое 
удовольствие? Вернулся он ночью, промокший до нитки, грязный, в разорванных 
штанах – противно смотреть. До утра спать ему не давали – расскажи! Признался, 
что заблудился, стучал в несколько домов и какой-то псих на него собаку 
натравил. И что вы думаете? Перевоспитали!

Колю я всегда слушал с наслаждением. Рассказывая весёлые истории, запас которых 
был у него неисчерпаем, он сам не смеялся, и лишь в его голубых и мягких, 
огромных, как у девушки, глазах дрожал смех. Коля являлся одним из 
членов-учредителей нашего филиала «Клуба 12 стульев» и активнейшим участником 
чаепитий, частенько превращавшихся в «вечера устного рассказа».
– Ребята, а уж не рекорд ли сегодня? – Саша Дергунов оторвался от стола. – 
Минус 21,5 градуса! Кажется, так тепло на Востоке ещё никогда не было.
– Рекорд не засчитывается, – возразил Коля. – Семеныч говорил, что в одну 
экспедицию было 20,9 градуса. А вот нам с Борей до рекорда действительно рукой 
подать – сегодня зонд махнул на сорок километров. Ещё немного – и Семенычу 
придётся выставлять бутылку коньяку согласно неосторожно данному обещанию!
– Эй, служба погоды! – из соседней комнаты высунулась голова Валерия Фисенко. – 
В порядке расширения кругозора – какой самый точный метеорологический прибор?
– Большой палец!
– Каменный век! Берите полотенце и вывесьте его на форточку. Если мокрое – 
дождь, если колышется – ветер, если нет – украли…
– Эрудит! – с восхищением сказал Коля. – Кулибин!
– Люблю, когда меня уважают, – растрогался Фисенко. – Как с Борисом выставишь 
Семеныча на коньяк – смело зови, приду.
В соседней комнате летали искры и пахло жареным железом. Юрий Зеленцов 
наваривал на кровати «второй этаж». Ему помогали Игорь Сирота и Валерий Фисенко.
 Вся эта троица, молодые горные инженеры, прибыли на станцию позавчера; год они 
отзимовали в Мирном и теперь на месяц с небольшим стали восточниками. Именно им 
предстояло «потрогать Антарктиду за вымя» – смонтировать буровую установку в 
углубиться в недра ледового материка. Старший группы – Фисенко, известный всей 
экспедиции балагур и великолепный работяга; будучи одним из создателей буровой 
установки, он последние три года почти непрерывно разъезжал по разным полярным 
областям, усовершенствуя своё техническое дитя и очень скучая по другому, тоже 
трехлетнему ребёнку, которого в честь деда назвали Филипок и которого за всю 
его жизнь папа видел лишь несколько месяцев. В Мирном установка работала 
безотказно, и теперь Валерий горел желанием испытать её на Востоке. С понятным 
чувством ждали этого Нарцисс Иринархович Барков, руководитель темы, и его отряд 
– инженеры Никита Бобин, Геннадий Степанов и Георгий Соловьёв; по плану они 
должны были за год углубиться в лёд на полкилометра и привезти в Ленинград 
добытый керн. Времени для монтажа установки оставалось в обрез, и Барков был 
вне себя от нетерпения: всячески ухаживал за буровиками, оберегал их сон и 
намекал, что пора приниматься за дело.
– Какое дело? – удивлялся Фисенко, облизывая синие пересохшие губы.
– Что я сюда, товарищи дорогие, работать приехал?
Вот и сейчас Нарцисс Иринархович с немым упрёком смотрел на буровиков, которые 
по просьбе Семеныча отказались от положенного гипоксированным элементам 
трехдневного инкубационного периода и занялись сварочными операциями.
– Но ведь это стрельба из пушек по воробьям! – негодовал Барков. – Разве можно 
уникальным специалистам тратить время на такую чепуху?
– Это все Сирота, с его аристократическими замашками, – пояснял Фисенко. – 
Спать на полу, видите ли, ему не нравится. Кровать требует с пружинным матрасом 
и шишечками.
Дав буровикам несколько бесценных советов по повышению качества сварочных работ,
 я зашёл в радиорубку покормить рыбок. Они мирно плавали в аквариуме, не имея 
представления о том, что являются самыми южными гуппиями в мире. В старой смене 
за рыбками ухаживал, кажется, Дима Марцинюк, теперь заботиться о них будет Гера 
Флоридов. Зашёл я, как оказалось, не зря – Гера с ухмылкой вручил мне 
радиограмму, в которой сын сообщал о том, что получил паспорт, и заканчивал 
угрожающим намёком: «Приезжай скорее, а то женюсь». Это на меня продолжалась 
атака, начатая женой: узнав, что я решил не возвращаться на «Визе», она 
прислала радиограмму, выдержанную в духе лозунгов гражданской воины: «Даёшь 
шестимесячную программу за три!» Бесполезно, мои дорогие шантажисты, «Визе» уже 
ушёл! Ничего нам с вами не остаётся, как поскучать друг по другу до конца мая.
Написав на розовом бланке оптимистический ответ, я решил подышать свежим 
воздухом и пошёл в медпункт одеваться.
Здесь происходили драматические события. С искажённым от ужаса лицом доктор 
взирал на груду деталей, которые ещё час назад были электрокардиографом, а 
слегка озадаченный Тимур с ненужным в данной ситуации энтузиазмом цокал языком 
и восклицал:
– Ай, ай, ай, какая беда, подумаешь! И не такие машины чинил. Будет тебе 
аппарат как новенький.
– Когда будет? – сверкая чёрными глазами, грозно уточнял Валера. – Когда?
– Когда, когда… – ворчал Тимур, порываясь уйти. – Есть другие, более важные 
дела.
– Нет уж, голубчик, пока не соберёшь – не выпущу!
– Как так «не выпущу»? Что я, нанялся тебе чинить эту рухлядь?
Я потихоньку оделся и выскользнул из медпункта. Над домиком геохимиков вился 
уютный деревенский дымок. Казалось, вот-вот замычит корова, откроется дверь и 
выйдет женщина с эмалированным ведром в руке. Даже сердце ёкнуло от такой