секунду, и припай начало взламывать – хуже ничего и придумать невозможно! Один 
тягач утонул, водителю, к счастью, удалось выскочить. Провалился в трещину и 
наш гляциолог Николай Косенко, но задержался на руках, спасли.
С грехом пополам разгрузили «Обь», отсалютовали ей ракетами: «Ждём через год в 
шесть часов вечера, не опаздывайте!» – и начали перевозить груз. Первые два 
похода прошли удачно: ну раза три-четыре проваливались, однако без всяких 
трагедий. И четвёртый поход закончился благополучно, хотя всю дорогу вспоминали 
«Плату за страх». Помпите кинокартину о водителях машин, перевозивших 
взрывчатку? Мы тоже везли взрывчатку – по нашей-то дороге! А что делать 
прикажете? Безусловно, асфальтированная автострада лучше, но, повидимому, в 
ближайшую тысячу лет её в Антарктиде не будет. Технология перевозки была такая: 
перед каждой трещиной мы покидали трактор и давали ему возможность двигаться 
самостоятельно. Потом, убедившись, что он прогромыхал через трещину и не 
взлетел на воздух, догоняли и вновь с комфортом ехали до следующей трещины.
Но все это, – продолжал Самушкин, – хотя и не вполне безопасная, но весёлая 
детская игра по сравнению с третьим походом. Долго потом ещё мы вздрагивали по 
ночам и, просыпаясь, блаженно улыбались – какое счастье, что он позади, этот 
третий поход! Хлебнули мы Антарктиды по горло, и все из-за того, что «в кузнице 
не было гвоздя» – помните такую балладу?
Ладно, все по порядку. 4 октября 1968 года мы покинули станцию на тягаче и 
«Харьковчанке». Тягач мы прозвали «Бетти», и ничем он особенно не знаменит, а 
вот нашу «Харьковчанку-22» знает весь мир: она прошла по Антарктиде десятки 
тысяч километров, побывала на Полюсе недоступности и украсила своим 
изображением почтовую марку… Да-да, именно эту, спрячьте её поаккуратнее и не 
забудьте потом напомнить, поставлю штамп – на зависть филателистам. А нашу 
«Харьковчанку» вы, наверное, увидите: она будет погружена на «Обь» и пойдёт на 
Родину залечивать старые раны… Нас было шестеро: водители Планин и Ярошенко, 
врач Грищенко, гляциолог Косенко, метеоролог Викторов и я. Антарктическая весна 
в разгаре, но не в нашем понимании – когда расцветают яблони и груши, медовый 
аромат струится в воздухе и птички поют… Нет пурги – и за то спасибо, 
благодарим и в ножки кланяемся. Правда, лёд был очень скользкий, шли со 
скоростью пять километров в час. Ни разу не провалились в трещину, не ухнули в 
проталину – тоже спасибо провидению. И всетаки меня не покидало какое-то 
нехорошее предчувствие: уж слишком благополучно проходит третий поход подряд – 
так в Антарктиде не бывает.
И вот на сто восемнадцатом километре, в сутках пути до мыса Ураганный, 
произошла та самая история с гвоздём: на «Харьковчанке» вышла из строя шлицевая 
муфта коленчатого вала. А запасной муфты мы с собой не взяли: надеялись, 
обойдёмся. Все. «Харьковчанка» остановилась, садись закуривай, поход срывается… 
Пришлось разделиться. Мы – Планин, Грищенко и я – остались на «Харьковчанке», а 
остальные на «Бетти» отправились на станцию за муфтой. Три дня туда, три дня 
обратно – пропала неделя. Ругали мы себя нещадно, но утешались тем, что и Седов 
вынужден был прервать своё путешествие к полюсу на собаках, потому что забыл в 
лагере иголку для примуса: великие примеры как-то успокаивают…

Поначалу все шло нормально: «Бетти» добралась до станции, ребята взяли 
злополучную муфту и отправились к нам. На шестьдесят восьмом километре 
несчастье – загорелся балок
[2]
. Почему это произошло? К тому времени задул сильный ветер, а из выхлопной 
трубы летели искры – другого объяснения мы не нашли. Ребята, сидевшие в кабине 
тягача, увидели пламя, когда оно уже вовсю полыхало. Попытались было сбить его 
огнетушителями, но – сильный ветер! – балок вновь загорелся. А в нём два 
баллона газа, готовые в любую севунду взорваться! Но нельзя же оставаться в 
ледяной пустыне без радиостанции и продовольствия – пришлось сознательно идти 
на крайний риск. Рацию вытащить не удалось – она была слишком крепко прикручена,
 а огонь уже добрался до баллонов. Успели выкинуть два попавшихся под руку 
спальных мешка, выбежали – и тут же взрыв. Балок и всё, что было в нём, 
разметало на пятьдесят-сто метров, никакого продовольствия и одежды спасти не 
удалось. Оставив на месте катастрофы повреждённую, беспомощную «Бетти», 
Ярошенко, Викторов и Косенко двинулись к «Харьковчанке»: до нас было всё-таки 
пятьдесят километров, а до станции – шестьдесят восемь да ещё встречный ветер.

Погода стояла сносная. Подгоняемые попутным ветром, ребята шли по проложенной 
«Харьковчанкой» колее, Кое-где колею замело, но через каждые два километра 
дорога была размечена бочками. И хотя марафонская дистанция в Антарктиде – это, 
поверьте, очень много, ребята, наверное, добрались бы благополучно, если бы не 
второе несчастье: у Ярошенко судорогой свело ноги. Косенко и Викторов бросили 
спальные мешки – непродуманное решение! – и понесли товарища на руках. И ещё 
одна ошибка: увидев вдали закреплённый на высоком древке красный флаг 
«Харьковчанки», они срезали угол и сошли с дороги, чтобы выиграть несколько 
километров. Понадеялись на то, что погода останется хорошей, и нарушили закон: 
никогда, ни при каких обстоятельствах не бросай дорогу!

И тут началась метель. К счастью, ребята успели вернуться обратно на дорогу, но 
потеряли драгоценные часы. Еды у них не было, кроме единственной бутылки соку 
для Ярошенко, на плечах – кожаные куртки: каэшки
[3]
сгорели в балке. Поначалу они ещё видели наши ракеты, но, когда метель 
разбушевалась по-настоящему, видимость исчезла совершенно. А мы-то ракеты