что через минуту налетит пурга; что трехметровый лёд бывает хрупок, как 
оконное стекло; что снег под тобою – это призрачный мост над пропастью, у 
которой нет конца.
Ни на мгновение не забывай о мелочах! Именно они – главная причина твоей 
возможной гибели. Недосушил обувь – обморозишь ноги. Не проверил рацию – 
товарищи не будут знать, где тебя искать. Плохо пришил пуговицу – схватишь 
воспаление лёгких.
Вспомни, из-за чего ты чуть было не погиб в прошлую экспедицию, – и проверь. 
Вспомни, из-за чего погибли твои предшественники, вспомни, из-за чего они могли 
погибнуть, – и проверь, сто раз проверь.
В те дни, когда «Визе» шёл от острова Ватерлоо к Мирному, я наслышался много 
таких историй. Мы собирались в каютах, пили кофе, курили и беседовали о всякой 
всячине. Меня поразило, что, рассказывая о самых тяжёлых днях своей жизни, 
полярники не теряли чувства юмора; признаюсь, это мне казалось даже 
кощунственным, но потом я осознал, что иначе нельзя, ибо юмористическое 
отношение к самому себе не только признак самокритичности – это и показатель 
душевного здоровья. Поразило меня и другое: люди, которые делали ошибки и 
оставались в живых вопреки логике, нисколько не считали зазорным рассказывать 
об этих ошибках, наоборот – «учтите, ребята, и не повторите».
Вот две такие истории.



«МЫ БЫЛИ АБСОЛЮТНО УВЕРЕНЫ…»

– Это случилось в Восьмую антарктическую экспедицию, – начал Сидоров.
– Предыдущая экспедиция обходилась без станции Восток – её законсервировали, но 
ненадолго: уж слишком важные, уникальные данные можно было там раздобыть. Вновь 
открыть станцию поручили мне. Первым рейсом я взял с собой четырех Николаев: 
механиков Боровского, Лебедева, Феоктистова и повара Докукина. Перед отлётом из 
Мирного договорился с руководством экспедиции, что выйду на связь через три дня.
 Почему? Мы были абсолютно уверены, что на станции все в порядке и что 
расконсервировать её будет проще, чем вскрыть банку сардин. А чего опасаться? 
Ближайший человек – в полутора тысячах километрах, медведи остались в Арктике, 
об ураганах на Востоке мы не слыхивали. Мы были абсолютно уверены – и лишили 
себя связи.
– Вот что ты, Василий Семеныч, забыл взять с собой жену, я поверю, – вставил 
один из слушателей. – Но по своей воле оказаться на три дня без связи…
– У французов есть такое выражение: «Остроумие на лестнице», – весело парировал 
Сидоров. – Над тобой посмеялись, вышвырнули из квартиры, а ты сообразил, как 
надо ответить, когда считал ступеньки. Задним умом каждый крепок! Едва самолёт 
с Востока проводили, поняли, что влипли, оба рабочих дизеля и батареи отопления 
оказались размороженными. Очевидно, в системе охлаждения дизелей и центрального 
водяного отопления осталась жидкость.
В наступившей тишине кто-то присвистнул.
– Итак, дизеля вышли из строя, – продолжил Сидоров. – Температура воздуха на 
улице и дома одинаковая – минус сорок пять градусов. И мы без связи! Бей себя 
кулаками в грудь, рви на себе волосы, кричи во все горло – никто тебя не увидит 
и не услышит: радисты Мирного выйдут на связь ровно в 12.00 через трое суток. 
Можно было, конечно, лечь в спальные мешки и заснуть, чтобы увидеть во сне 
Садовое кольцо и регулировщика, который содрал с меня рубль штрафа, но через 
трое суток в этих мешках нашли бы пять штук эскимо. Значит, единственный выход 
был такой: попытаться из трех разорванных дизелей сделать один на что-то годный.
 С одной стороны, в первые дни пребывания на станции Восток категорически 
запрещаются резкие движения и подъем тяжестей, с другой стороны, не нарушишь 
инструкцию – эти первые дни станут последними. И мы нарушали – работали без сна 
и отдыха двадцать восемь часов подряд.
Вспоминаю – и сам себе не верю, – Сидоров улыбнулся. – Бывало, прилетишь на 
Восток, дотащишь до комнаты свой чемодан – и сердце из груди выскакивает, 
отдышаться никак не можешь. А тут и тяжести поднимали, и ртом дышали, и на 
сердце, которое вот-вот лопнет, и на «шарики кровавые в глазах» внимания не 
обращали. Знали: запустим дизель – наверное будем жить, не запустим – неминуемо 
погибнем. Собрали дизель за 18 часов. Порубили на дрова ящики, разожгли огонь и 
натаяли для дизеля литров сорок пятьдесят воды. Скажете, можно дизель 
запускать? Правильно, получайте пятёрку за отличные знания в области техники. 
Ну а что делать, если аккумуляторы для стартерного запуска вышли из строя?
– Сменить их на новые, – послышалась реплика.
– Все он знает! – восхитился Сидоров. – Будь моя власть, присвоил бы тебе 
звание кандидата наук без защиты диссертации за одну смекалку. А вот мы не 
догадались, не взяли с собой новых аккумуляторов, в мыслях не было, что они 
понадобятся. Что в этом случае делать, товарищ Архимед?
– Как что? Мобилизовать внутренние возможности организма!
– Так и поступили – запускали вручную. Ну а на Востоке эта работа потруднее, 
чем из болота тащить бегемота. Вы, Маркович, видели Колю Боровского на 
дрейфующей станции и писали, что он самый сильный человек в Арктике. Я ещё 
добавлю, что и в Антарктиде ему не было конкурентов. Если бы Коля в молодости 
занялся боксом или штангой, его портреты в газетах узнавали бы без подписи. 
Редкостно сильный человек и редкого мужества, а знаем его только мы с вами, 
потому что корреспонденты ищут сенсаций, а сенсаций за Колей не числится. Так 
вот, Боровский при всей его силе мог провернуть маховик только