опрокинуть. Старпом посмотрел на научных работников и хмыкнул в бороду: они, 
ещё пять минут назад с исключительной бодростью заверявшие друг друга, что без 
мешка льда не уйдут, выглядели весьма озабоченными.
– Может, полюбуемся и пойдём обратно? – закинул удочку старпом.
– Не-е, – закачал головой Арадовский.
– Ни в коем случае, – неуверенно поддержал его Давыдов.
– Раз уж мы пришли… – тихим голосом сказал Арадовский.
– Шлюпку спустили, горючее затратили… – ещё тише сказал Давыдов.
– Ну раз такой энтузиазм, приступим к делу, – согласился старпом и, сделав знак 
вооружённому ледорубом матросу Серёже Мариненкову, с силой бросил шлюпку на 
стену. Серёжа так рубанул по айсбергу, что мог, казалось, разрубить его пополам,
 но топор отскочил, а шлюпку отбросило. Пошли искать другое место. Нашли. 
Рубить здесь удобнее, но сверху свисал карниз весом с добрую тысячу тонн.
– Упадёт – может набить синяк, – озабоченно заметил старпом. – Следите за 
карнизом, попробуем.
Пожалуй, за все двадцать пять послевоенных лет и не испытывал столь острых 
ощущений. Шлюпка яростно налетала на айсберг и, подбрасываемая волной, влезала 
на него метра на полтора. В распоряжении Серёжи была секунда, за которую он 
успевал нанести два удара. Пока трое из нас отталкивались от айсберга опорными 
крюками, остальные ловили осколки льда. К сожалению, большинство из них падало 
в воду, теряя, таким образом, всякий интерес для науки, и заветный мешок 
заполнялся удручающе медленно. К тому же сильно действовал на нервы нависающий 
над нами дамоклов карниз – черт его знает, насколько прочно он держался. 
Вспоминалась пресловутая последняя соломинка, которая переломила спину верблюда.
 Может, и этот гнусный карниз ждёт последнего удара?
Старпом решил перебазироваться. Если бы нас страховала вторая шлюпка, можно 
было бы попытаться верхом на волне проскочить на площадку к пингвинам и там 
нарубить без помех миллион тонн льда, но выполнять такой цирковой трюк в 
одиночестве было рискованно. Пришлось вновь уходить назад и вновь бросаться на 
стену. Один раз некстати подвернувшейся волной шлюпку так швырнуло к айсбергу, 
что раздался треск. Мы легко догадались, что трещал не айсберг. Отошли, 
проверили шлюпку – швы в порядке.
– Думаю, хватит! – с деланной бодростью возвестил один научный работник, кивая 
на скромную кучку добытого льда.
– А вот х так не думаю! – с весёлой мстительностью возразил старпом.
– Вы же сами говорили, что без полного мешка не уйдёте!
Хрустела шлюпка, разлетался во все стороны лёд. Осколком поранило палец Серёже, 
и ледоруб подхватил Евгений Давыдов. Мешок был уже полон, но вошедший в азарт 
Евгений с остервенением лупил по айсбергу до тех пор, пока другой осколок не 
рассёк кожу на его подбородке. Здесь уже было решено ставить точку – не стоит 
искушать судьбу.
Операция «Возьмём айсберг за вымя!», как потом её окрестили, продолжалась часа 
полтора. Мы возвращались обратно с победой. Мне был доверен штурвал, и я второй 
раз в жизни – первый имел место в Индийском океане, когда я плавал на 
рыболовном траулере, – вёл но морю шлюпку. Пишу эти строки и смотрю на 
фотокарточку: растерянно качается на волнах избитый чуть ли не до потери 
сознания айсберг, а от него уходит шлюпка с людьми, на лицах которых светится 
торжество победителей. За штурвалом, гордо расправив плечи, стоит человек в 
спасательном жилете и в тёмных солнечных очках. Весь его вид свидетельствует о 
том, что человек этот держит штурвал уверенно и ни за что не выпустит его из 
рук до самой швартовки, когда старпом, не обращая внимания на униженные просьбы,
 даст рулевому отставку, чтобы самолично подвести шлюпку к борту «Визе».
Так закончилась операция, в ходе которой мне довелось внести свой пока ещё 
недостаточно оценённый вклад в науку. Быть может, – кто знает? – подобранные 
мною осколки льда откроют перед человечеством новые горизонты в смысле познания 
окружающего нас мира. Допускаю, что тогда, возбуждённые сенсационными газетными 
заголовками, все бросятся искать наш айсберг; его легко отличить от остальных: 
если на площадке, где загорают пингвины, вы найдёте брошенную мною пустую пачку 
изпод сигарет «Ява» – знайте, что айсберг тот самый. Желаю успеха!



Законы, по которым живут полярники

Двадцатилетний математик входит в науку как сложившийся учёный. Пушкин и 
Лермонтов в юном возрасте создали лучшие произведения русской поэзии. Моцарт 
мальчишкой писал гениальную музыку, а Таль завоевал звание чемпиона мира по 
шахматам.
Но я не знаю ни одного полярника, который стал бы знаменитым в юном возрасте: 
для того чтобы победить белое безмолвие, одного лишь вдохновения и гениального 
озарения мало. Прибавьте к этому силу воли, мужество, стойкость – всё равно 
мало. Нужен ещё опыт, приходящий только с годами. Гениями рождаются, опытными и 
мудрыми становятся. Пилоту нужно налетать много часов, чтобы стать настоящим 
лётчиком; хирургу – сделать сотню операций, чтобы обрести уверенность; 
полярнику нужно десять раз побывать на краю гибели, десять раз мысленно 
проститься с родными и близкими – и лишь тогда про него скажут: «Этот ничего, 
кое-чему научился».
Полярнику мало знать правила: каждую минуту, каждую секунду он должен готовить 
себя к случайностям. Ибо закономерность его полярной жизни – непрерывная цепь 
случайностей, Золотое правило полярника: выходя из лагеря в ясную погоду, помни,