зачёркивали на календаре только следующим утром! На них смотрели как на чудо, с 
глубоким уважением и завистью. Лично я зачёркивал сегодняшний день после обеда 
и не без высокомерия поглядывал на тех, кто делал это перед завтраком.
Ла-Манш мы проходили в густом тумане. За ночь многие не сомкнули глаз: каждые 
несколько минут «Обь» перекликалась со встречными судами. Утешались мы тем, что 
лучше пусть несколько человек не выспятся, чем весь экипаж заснёт последним 
сном.
В Северном море и датских проливах нетерпение подскочило до точки кипения, в 
Балтике из нас пошёл пар, а последнюю ночь в Финском заливе никто не спал.
Да, по моему, никто. То есть объявлялись, как всегда в таких случаях отдельные 
хвастуны, которые нетвёрдыми голосами доказывали, что всю ночь храпели как ни в 
чём не бывало, но их поднимали на смех – настолько всем было ясно, что заснуть 
в такую ночь невозможна. Даже Димдимыч, с его единственными в своём роде 
нервами, выкованными из легированной стали, и тот первую половину ночи неистово 
боролся с подушкой, а вторую – читал какую-то книгу.
Полярники возвращались на Родину, домой!
К счастью, пространство и время бесконечны только для философов, и наступил 
момент, когда из-за расступившейся дымки показался Ленинград. Бородатые, 
дочерна загоревшие, в пух и в прах разодетые полярники заполнили палубу. 
Осмысленный, с какой-нибудь логической нитью разговор они уже поддерживать не 
могли, слышался лишь бессвязный лепет:
– Как по-твоему, не будет дождя?
– Нет, у моей сегодня выходной, обязательно придёт.
Это была единственная, она же главная мысль: чтобы мои обязательно пришли.
В беспросветную ночную тьму, окутавшую ледовый материк, в чудовищные морозы и 
сбивающую с ног пургу полярник находил в себе силы мечтать об этом нестерпимо 
ярком, как разряд молнии, мгновении: о встрече на причале. Нет ничего важнее 
этой встречи. Все, что будет потом, тоже прекрасно, но сначала непременно 
встреча. Так уж устроен полярник, такая уж у него человеческая слабость ему 
нужно, нет, ему необходимо, чтобы его встретили на причале!
Эта мечта у полярника в крови.
И вот «Обь» начала швартовку, а полярник до сих пор не уверен. За ажурной 
стальной решёткой бушует многотысячная толпа. Её пока не пускают на причал, и 
правильно делают: когда корабль швартуется, лирики должны быть подальше. Умом 
полярник это понимает, но нервы ему уже не подвластны, и он курит одну сигарету 
за другой.
Бесконечные полчаса швартовки, затянувшийся на полгода десятиминутный митинг – 
и с причала на корабль, с корабля на причал понеслись, бушуя, два встречных 
потока людей, кричащих, растерянных, заплаканных, безмерно счастливых.
Своего сына я увидел уже давно, когда он залез на решётку и неистово размахивал 
красной косынкой, давая понять: «Мама, тоже здесь, но разве она способна на 
такой акробатический трюк?»
Мои пришли. И теперь я больше всего хочу, чтобы никто из моих товарищей не 
остался с поникшей головой один на причале.
Вот и все, путешествие окончено. Новичок вернулся из Антарктиды.





Примечания



1

В честь Лазарева была названа советская антарктическая станция, 
законсервированная в 1961 году. Ныне в ста километрах от неё действует станция 
Новолазаревская. (Здесь и далее примечания автора.)



2

Балок – жилой домик, в санно гусеничных походах он закрепляется на санях или в 
кузове тягача



3

КАЭ – костюм антарктической экспедиции тёплая климатическая одежда, получившая 
в обиходе название «каэшка»



4

Начальник экспедиции В. И. Гербович ознакомился с этими страницами ещё в 
рукописи. Отдав должное мужеству участников похода, Владислав Иосифович