микроклимат. Если бы не дорога к морю, одна из самых опасных в Антарктиде, 
Ширмахер вообще был бы райским местом.
О своей прошлогодней работе на Ширмахере Димдимыч рассказывал с особым 
увлечением.
– Меня пригласил в Четырнадцатую экспедицию Дмитрий Семёнович Соловьёв – 
известный полярный геолог, который уже семь раз был в Антарктиде. Энтузиаст 
редчайший, такого я ещё не встречал, просто бредил Антарктидой! Задача нашего 
отряда, – определение толщины антарктической земной коры. Нам, в частности, 
хотелось найти аргументы в пользу гипотезы о том, что Антарктида – материк, а 
не скрывшийся подо льдами архипелаг островов. Вспомните, капитан Немо 
пробирался к Южному полюсу на «Наутилусе», и есть учёные, которые полагают, что 
это гениальная догадка Жюля Верна. В наш отряд входила группа Альберта Когана, 
специалиста по сейсмическому зондированию. Делается это зондирование так: 
взрывается до тонны взрывчатки, возникают упругие колебания, и приборы 
определяют толщину земной коры.
Ходили мы в походы на «Харьковчанке», а когда пробиться через зоны трещин было 
невозможно, летали на «Аннушке». В одном из походов справляли Новый год с ёлкой,
 которую радиоинженер Валентин Мошкович спаял из медной проволоки. Я вспомнил о 
Мошковиче ещё и потому, что с ним произошла забавная история. Он прибыл к нам 
на самолёте ремонтировать рацию. Сел в «Харьковчанку», та двинулась и 
неожиданно завалилась на правый борт. «Ну и трясёт же у вас, – удивился 
Мошкович. – Столько эту „Харьковчанку“ хвалили, а на ней, оказывается, ездить 
хуже, чем на простом тракторе!» – «Вот и слезай, приехали», – предложил 
механик-водитель Бабуцкий. Все выскочили: «Харьковчанка» повисла над трещиной! 
Долго потом ребята подшучивали над Валентином, которого «трясёт в 
„Харьковчанке“!
Всего мы произвели на Ширмахере около пятидесяти взрывов, в том числе один, о 
котором хочу рассказать особо.
В ста километрах от Новолазаревской в замкнутой котловине расположено самое, 
кажется, южное озеро в мире – Унтерзее, одна из главных достопримечательностей 
оазиса. Мы добрались туда на «Харьковчанке», спустились на лёд и застыли, 
очарованные. Вокруг чаши озера площадью двадцать квадратных километров – 
отвесные скалы до тысячи метров, с многочисленными гротами и нишами. И 
первобытная тишина… Такое впечатление, словно ты попал в сказку.
Унтерзее было открыто немецкими лётчиками, которые в 1938 году произвели 
аэрофотосъёмку этого района. И ходили анекдоты, что сюда после поражения 
скрылся Гитлер.
Мы взорвали на льду мощный заряд и чуть не оглохли от мощного десятиминутного 
эха! Одновременно со скал поползли снежные лавины, и мы не на шутку испугались, 
что за ними посыплются камни, но обошлось. Эффектнейшее было зрелище!
Здесь мы обнаружили колоссальные залежи мумие, малоизвестное, но, говорят, 
интересное для медицины вещество. Это воскообразная масса, которая плавится в 
ладони от тепла тела. Специалисты вроде бы ещё не установили происхождение 
мумие; мы же пришли к единому мнению, что оно продукт отрыжки снежных 
буревестников, которых в районе Унтерзее несметное количество. Прилетают 
зачем-то с моря, хотя питаться им здесь нечем. Мумие свисает над крупными 
камнями в виде сталактитов. Мы привезли с собой килограммов двести и раздали 
желающим. Если медики и в самом деле интересуются этим веществом, то можете 
сообщить им адрес: Антарктида, оазис Ширмахера, скалы озера Унтерзее.
На наш взгляд, это озеро – ключевой пункт к пониманию четвертичного периода 
Антарктиды, так как заполнено оно, видимо, водой, образовавшейся от таяния 
ледников в течение тысяч лет. На дне озера скопилось огромное количество 
моренного материала, расположенного террасами. Их изучение может помочь 
разобраться в истории обледенения Антарктиды. Здесь идеальные условия для 
изучения этого процесса, и я мечтаю в будущем провести на Унтерзее несколько 
месяцев, чтобы собрать материал. А тогда, перед уходом, мы поставили у озера 
железную веху с медной табличкой, на которой на русском и английском языках 
выгравировали текст о первом посещении Унтерзее человеком и поставили дату – 28 
февраля 1969 года.
Конечно, на память о Ширмахере я набрал разных камней и сделал множество 
снимков на цветную плёнку. Из них особенно дорожу одним: Альберт Коган 
провалился в озеро, и пока ребята его вытаскивали и помогали снимать мокрую 
одежду, я фиксировал эту сцену на плёнку. И теперь в моем распоряжении имеется 
уникальнейший кадр: голый Альберт во льдах Антарктиды!..
На Унтерзее, – закончил Димдимыч рассказ, – нам, к сожалению, попасть не 
удастся, лётчики будут слишком загружены, а вот в гротах на Новолазаревской вы 
побываете, и если скажете, что когда-нибудь видели такую сказочную красоту, вам 
всё равно никто не поверит!
Выслушав Димдимыча, я тем не менее набрался смелости и обратился к Сенько: так, 
мол, и так, есть на Ширмахере такое очаровательное местечко, Унтерзее, отсюда 
рукой подать, часа полтора полёта.
Павел Кононович, как всегда, тактично меня выслушал, согласился с тем, что 
местечко действительно очаровательное, и пожелал мне счастливого полёта… на 
Новолазаревскую.
И вот наконец наша юркая стрекоза, сделав круг над станцией, приземлилась. К 
самолёту подъехал вездеход, и вскоре я пожимал руки старым знакомым: Павлу 
Андреевичу Цветкову и Борису Белоусову, с которыми дрейфовал два с половиной 
года назад на станции Северный полюс-15.
– Не правда ли, узок мир? – своим неподражаемо спокойным голосом произнёс 
Белоусов. – Узок, но немного странен: чтобы пожать друг другу руки, нужно