Тут же боксирует с тенью Борис Елисеев, инженер по электронике, великодушно 
разделивший со мной свою каюту. Борис превосходно сложен, мужествен и красив. 
Тщательно выбритый, подтянутый, спокойный и сдержанный, с неизменной трубочкой 
во рту, Борис являет собой образец уживчивого соседа. Вставая на ночную вахту, 
он никогда не хлопнет дверью – качество, которое я считаю неоценимым. На «Визе» 
он ведает электронным оборудованием и «успокоителями качки», и как только море 
начинает волноваться, к Борису обращаются умоляющие взоры страдальцев, которые 
следят за каждым его движением и радостно сообщают друг другу:
– Елисеев пошёл врубать успокоители!
Гремят гири и гантели, над столом носится избитый ракетками шарик, со свистом 
рассекают воздух скакалки.
– Завтра же начинаю делать зарядку! – пылко заверяю я Игоря Петровича. – Вот 
увидите!
– Зарядка – это замечательно, – не скрывая иронии, констатирует Игорь Петрович 
и достаёт сигареты. – Угощайтесь, пока ещё не стали святым.
– Натощак курить очень вредно, – голосом отпетого ханжи говорю я, вытаскивая 
зажигалку.
– Что вы говорите? – удивляется Игорь Петрович. – Вот бы никогда не подумал! 
Увы, жизнь так устроена, что лишь вредное доставляет удовольствие. Поэтому я 
всегда шарахаюсь от полезного, как черт от ладана.
Утро на «Визе» заканчивалось диспетчерским совещанием. В конференц-зал 
приходили капитан и его помощники, начальники антарктических станций и отрядов. 
Синоптики развешивали на стенде карты погоды и полученные со спутников Земли 
снимки, на которых наша земная атмосфера выглядела разорванной в клочья – поле 
боя циклонов, антициклонов и прочих стихий. Синоптики докладывали о 
перспективах на ближайшие сутки, а потом начальник экспедиции зачитывал 
антарктическую сводку. Начиналось деловое обсуждение, постепенно переходившее в 
беседу на вольные темы. Здесь можно было узнать все свежие новости, выловленные 
радистами из эфира, – а в открытом море новости ценятся чрезвычайно высоко.
– Мирный, – глядя в сводку, сообщал Владислав Иосифович Гербович, – температура 
минус пятнадцать, ветер двадцать пять метров в секунду, санно-гусеничный поезд 
Зимина готовится к походу на Восток, все в порядке… Молодёжная… 
Новолазаревская… Все в порядке… Станция Восток… потеплело, минус пятьдесят 
шесть градусов.
– Пора переходить на плавки с меховым гульфиком!
– Станция Беллинсгаузена, – продолжал начальник. – Как обычно, полный 
джентльменский набор: метель, мокрый снег с дождём, туман, гололёд, плюс семь 
градусов.
Иронические взгляды в сторону Игоря Михайловича Симонова. Тот привык к нападкам 
на свою станцию, которая, будучи антарктической по форме, является один бог 
знает какой по содержанию. Уникальный микроклимат! Тепло и сыро. «Как говорят – 
„антарктические субтропики“.
– Мы заседаем, а первые ласточки уже загорают, – поглядывая в окно, сказал 
Гербович. – Юлий Львович, нужно рассчитать время для загара с учётом высоты 
солнца и прочих факторов, дайте рекомендации по судовой трансляции.
Юлий Львович Дымшиц, главный врач экспедиции, кивнул, но при этом на лице его 
изобразилась некоторая безнадёжность: кто станет слушать рекомендации, когда 
предстоит долгая полярная ночь? Все равно будут загорать на «полную катушку» – 
от восхода до заката.
Всех развеселил главный механик судна Олег Яковлевич Кермас. На вопрос, готовы 
ли его ребята к работе в тропических условиях, он ответил:
– Готовы. В тропиках машинная команда будет в основном… на палубе.
– А главный механик где будет?
– Конечно, среди коллектива!
Вскоре начальник экспедиции понял, что любое деловое обсуждение неизбежно 
упирается в тему загара.
– Ладно, пошли впитывать солнце. Скоро оно будет только сниться!



«Товарищи, назначенные чертями!»

На экваторе я ухитрился поймать насморк. Солнце палило с такой неистовой силой, 
что прямо на палубе можно было жарить яичницу, а я ни на секунду не расставался 
с носовым платком. Потом навёл у врачей справки: насморк на экваторе в 
литературе до сих пор не описан, и посему я являюсь обладателем уникального 
научного материала, который готов предоставить в распоряжение Академии 
медицинских наук.
Справедливости ради замечу, насморк оставил сильное, но далеко не единственное 
впечатление о переходе экватора. Помните у Булгакова в «Мастере и Маргарите» 
эпизод, когда Римский разоблачил своего соратника по варьете Варенуху? 
Завербованный в черти, Варенуха перестал отбрасывать тень – страшное открытие, 
едва ли не лишившее бедного Римского рассудка. Так вот, у нас на судне наступил 
момент, когда тень потеряли все, независимо от служебного положения и 
морального облика – солнце стояло в зените. Было весьма приятно сознавать, что 
ты не отбрасываешь тени, но в то же время не являешься чёртом.
Кстати, о чертях – их у нас появилась целая дюжина. Уже за несколько дней до 
перехода экватора посланцы преисподней начали собираться в кают-компании, при 
закрытых дверях готовясь к шабашу на празднике Нептуна. Из кают-компании 
доносился дьявольский хохот. Если ветераны антарктических экспедиций, уже