Тихая и на острове Рудольфа. Но у нас это бывает слишком сложно, слишком 
официально…

И об острове Рудольфа, откуда на полюс стартовала папанинская четверка, и об 
обсерватории имени Кренкеля много писали другие авторы; побывав на этих 
островах всего лишь несколько часов, я вряд ли добавлю что-то новое, тем более 
что из-за двух бессонных ночей я был не в том состоянии, когда можно весело и 
непринужденно общаться с людьми. Но после одной забавной встречи я нашел в себе 
силы сделать запись:
«Обедая в кают-компании обсерватории, клевал носом, взглянул на соседний столик 
– и сонливость метлой из головы вымело: сидит и пьет компот Юрий Никулин! 
Протер глаза, потряс головой – Юрий Никулин! Покосился на Лукина – смеется и 
подзывает Никулина к нам. Познакомились. Двойником знаменитого артиста оказался 
Игорь Захарович Войтенко, именитый режиссер „Леннаучфильма“, съемочную группу 
которого мы и должны вывезти на Средний.
Вечером за чашкой чаю разговорились. Точно зная, что не буду оригинальным, я 
все-таки поинтересовался, не приводило ли столь разительное сходство к 
недоразумениям. Войтенко подтвердил, что я не оригинален, но о двух случаях 
рассказал. В первом из них сходство подвело, больно ударило молодого студента 
по карману: на «Ленфильме» его не брали даже в массовки, мотивируя тем, что 
студию засыплют письмами: «Почему великий Никулин в вашем фильме простой 
статист? Провинился, что ли?» Зато о втором случае Войтенко вспоминает с 
большим энтузиазмом. Как-то на студию приехала коллега из Польши, узнала о том, 
что в Ленинграде гастролирует Никулин, и попросила Войтенко достать билеты в 
цирк. Игорь Захарович пробился к кассе, стал клянчить два билета, а кассирша 
искренне удивилась: «Зачем вам, Юрий Владимирович, вы и так можете занять любые 
места». После долгих объяснений, в ходе которых обе стороны не понимали друг 
друга, кассирша позвала администратора, тот разобрался, расхохотался и устроил 
два билета в директорскую ложу. Но этим дело не кончилось. Если в первом 
отделении Никулин выступал с блеском, как обычно, то во втором он то и дело 
поглядывал на директорскую ложу и, освободившись, тут же пришел знакомиться с 
Войтенко. Одну фразу Никулина Войтенко запомнил дословно: «Только прошу вас не 
получать мою зарплату!»



НА ГОЛОМЯННОМ

Сильнейшее разочарование: «Метелица» не прилетит, какие-то организационные 
неурядицы. Северная Земля отменяется, Валентина Кузнецова с подругами в 
ближайшие дни уходит в тундру, к берегам Карского моря.
– В Арктике без особых погрешностей можно планировать ближайшие полминуты, – 
напомнил Лукин. – Не расстраивайтесь, увидитесь с «Метелицей» в Москве.
Утешил, называется!
Так в этом повествовании появился зияющий пробел, который лишь частично 
восполнил своим рассказом Лукин.
– Вы знаете, как я отношусь к полярному туризму, зависело бы от меня – 
отгородил бы Арктику от туристов непролазным забором, слишком много с ними 
хлопот: они проявляют героизм, а мы их выручай. Сами знаете, иные туристические 
походы отвлекают от прямого дела значительную часть полярной авиации. Поэтому, 
когда в 1979 году на ЗФИ в Нагурскую прилетела «Метелица», я отнесся к этому 
факту в высшей степени хладнокровно. Был наслышан о том, что «метелицы» не 
похожи на некоторых других и не требуют никакой опеки, к тому же все-таки 
женщины, но, повторяю, отнесся хладнокровно. Тем более что догадался: им до 
зарезу понадобится мой АН-2, чтобы попасть на остров Рудольфа – исходный пункт 
их маршрута по ЗФИ, а мне решительно не хотелось отвлекать «Аннушку» от 
выполнения достаточно напряженной программы. Между тем энергичная и обаятельная 
Валентина уже развила бурную деятельность: начала обрабатывать летчиков. А те – 
не можем, зависим от заказчика, куда скажет, туда и полетим, мы что, воздушные 
извозчики… Тогда Валя пришла ко мне. Состоялся такой диалог: «Вы Лукин?» – «Да, 
я». – «Не можете ли вы подкинуть нас на Рудольфа?» – «Нет, не могу». – «А 
почему?» – «Очень просто, в мои задачи это не входит». – «А полярные традиции, 
разве они изменились?» – «Нет, не изменились». – «Тогда в чем же дело?» И тогда 
я привел такой аргумент: представьте себе, что вы меня уговорили, я дал самолёт 
и вы полетели на Рудольфа. А там «Аннушка» при посадке поломает лыжонок, 
повредит шасси. Конечно, я своих друзей-летчиков в беде не оставлю, напишу, что 
это по моему указанию они полетели на Рудольфа. И тогда Трешников задаст мне 
вопрос, на который крайне трудно будет ответить: «А по какому праву ты это 
разрешил?» И на моей скромной полярной карьере будет поставлен крест.
«Но, может быть, все-таки…» – попробовала уговорить Валя.
«Нет, никак нельзя», – отрезал я.
Следующий этап – женское очарование. Снова приходит Валя и от имени девушек 
приглашает меня с экипажем на чашку чая, с домашним печеньем. Песни под гитару, 
рассказы о походах «Метелицы», воспоминания – словом, хороший вечер. Но никаких 
обещаний я не дал, хотя мне понравились и эти одержимые девчата, и то, что для 
каждого похода они берут отпуск и идут за свой счет, а не за государственный.
Между тем распогодилось, мы стали летать на точки, а девчата сидят на Нагурской.
 И никаких шансов попасть на Рудольфа у них нет – между островами полоса чистой 
воды километров семьдесят. И вот Валя снова приходит, чуть не в слезах, и 
говорит: «Мальчишки, ну есть у вас сердце, помогите, пожалуйста».