нарушает, что по закону должен получить как минимум пять – семь лет лишения 
свободы. Но он директор и Герой, он не получит – а сколько бескорыстно 
преданных делу, но более мелких сошек во имя этого дела нарушают и получают?
Самая крепкая решетка, которую и алмазным напильником не перепилишь, – бумажная.
 Сегодня, в наши дни, она зашаталась, и, хотя неистребимая рать бюрократов и 
перестраховщиков отчаянно сопротивляется, будем надеяться, что скоро из всех 
инструкций, наставлений, законов и правил главным и определяющим станет: хорошо 
сделал свое дело – значит, победил, а победителей не судят.
«Однако мы размечтались», – как сказал у Булгакова Воланд. Возвращаюсь к полету.

По расчету обе группы, которые шли от Голомянного к острову Ушакова, должны 
были преодолеть километров сто десять – сто двадцать. Поэтому полпути мы летели 
по прямой, а потом Реймеров пошел поисковыми галсами. День стоял пасмурный, но 
видимость была сносная, и мы надеялись на удачу, тем более что одеты спортсмены 
в разноцветные куртки, хорошо различающиеся на белом фоне. И нам повезло даже 
быстрее, чем мы на то надеялись: буквально через полчаса Реймеров показал мне 
рукой на большой торос, в расщелине которого виднелась палатка. Из нее выбегали 
люди, махали руками…
Откровенно признаюсь, я волновался: такого рода встреч в Арктике у меня еще не 
было. Одно дело – прилететь на дрейфующую станцию, где тоже всякое бывает, но 
где все-таки теплые домики, надежная связь, запасы продовольствия, и совсем 
другое – увидеть на дрейфующем льду людей, затеявших с Арктикой уж слишком 
рискованную игру. А что, если запуржит всерьез, на неделю, если при подвижках 
льда провалятся рюкзаки, санки с продовольствием, если в ледяную воду окунутся 
люди? Как им спасаться, кто их разыщет в «белую мглу» без точных координат, 
среди торосов и разводий?.. Мне стало чуть жутковато при мысли, что в такой 
ситуации могут оказаться «метелицы». Перед отъездом я всячески намекал на то, 
что в полетах с Лукиным буду стараться высматривать их лыжню, снабжать девчат 
при случае свежим хлебом, но Валя к этим намекам отнеслась отрицательно: 
«Метелица» предпочитает идти автономно, без всякой помощи со стороны. Вот если 
мы навестим их 9 мая, в День Победы, ради такого случая девчата с удовольствием 
нарушат режим и разопьют с нами взятую с собой бутылку шампанского…
Группа Подрядчикова – а мы опустились именно к ней – встретила нас приветливо, 
но без бурных проявлений радости: в программе группы главное – изучение 
поведения человека в экстремальных условиях, и наш прилет несколько нарушает 
чистоту программы. Однако программа программой, а такие гости с неба не каждый 
день сваливаются: перезнакомились, поговорили и… покурили. Этот грех целиком 
лежит на мне, участникам похода курить не рекомендуется, но, когда я вытащил 
сигарету, один походник, фамилию которого я не назову под пыткой, 
заговорщически подмигнул и потянулся к пачке, каковую я и отдал ему на вечное 
пользование. Часть пачки тут же была раскурена нарушителями режима, причем, как 
мне показалось, без малейших признаков угрызений совести. За этим преступным 
занятием меня и запечатлел на пленке участник похода некурящий Виктор Хабаров, 
корреспондент «Красной Звезды», и спустя несколько месяцев я получил от него 
свою фотокарточку, которую считаю лучшей из всех других, снятых в полярных 
широтах.
Мы узнали, что поход проходит очень трудно, из-за скверной ледовой обстановки 
график движения нарушен, лыжи ломаются, один участник уже окунулся, и прочее. 
Но настроение у ребят – а кроме Подрядчикова, которому за сорок пять, походники 
люди молодые – приподнятое, а теперь вдвойне, потому что, как сообщил им наш 
штурман, впереди километров двадцать хорошего льда. Правда, за ними начнется 
черт знает что, но там видно будет: главный лед тот, по которому идти в 
ближайшие часы.
Палатка была уже свернута, рюкзаки надеты на плечи – пора расставаться. Ко мне 
вдруг подошел Подрядчиков и спросил: «Летите?» Этот момент мне запомнился 
особенно хорошо, потому что на мгновение мне показалось, что в вопросе 
скрывается предложение остаться с группой. Даже не на одно, а на целых два или 
три мгновения, потому что один из походников пошутил: «Довезем на санках!»
Конечно, ничего подобного Подрядчиков в виду не имел, но в те два или три 
мгновения у меня кровь вскипела от искушения. И – довольно быстро остыла: свои 
возможности я знал хорошо. Будь то лет пятнадцать назад – попросил бы ребят 
хорошенько, с минуту, подумать, и, дай они добро, пошел бы вместе с ними. 
Сегодня, когда я знаю, как проходили и закончились походы Подрядчикова и Чукова,
 думаю, что материал бы я собрал уникальный, такой, какого в жизни не имел и 
иметь не буду.
Будоражимый неясными чувствами, я думал об этом по дороге на Средний. Мне долго 
еще мерещилась эта встреча – до второй, которая все перекрыла. Нет, 
подсознательно права (заимствовано у Ильфа и Петрова) Юнна Мориц и ее 
исполнители Никитины – хорошо быть молодым! По четырнадцать часов в сутки идти 
с тяжелым рюкзаком на лыжах, и санки с грузом за собой тащить, и испытывать 
острейшие ощущения от преодоленной опасности, и потом, когда все позади, лишний 
раз подумать про себя, какая это хорошая штука – жизнь.
Группу Чукова мы не нашли. Но отныне к неотступным мыслям о «Метелице» 
прибавились столь же тревожные мысли о судьбе походников.



НА ВЕРТОЛЕТЕ

Из записной книжки: «Реймерова сменил Освальд. Сходство: оба рослые и мощные,