индивидуальному заказу народным умельцем, дал мне в поездку Михаил Кузнецов, 
муж Валентины.
Распрощавшись с Москвой, я выехал в Ленинград, откуда полярники берут старт и в 
Антарктиду, и в Арктику. Весть о том, что отныне я не «кошка, гуляющая сама по 
себе», а полноправная «метелица», Алексей Федорович Трешников воспринял со 
свойственным ему юмором, пожелал удачи, и, вдохновленный его напутствием, я 
спецрейсом вылетел на Северную Землю.
Остается лишь добавить, что активнейшее участие в разработке нашего плана 
принимал Валерий Лукин, которого с «Метелицей» связывает давняя дружба. Именно 
к нему-то, по его приглашению, я и летел на Средний, где базировалась 
«прыгающая» экспедиция.
Так что у меня будут и «Метелица», и Лукин – перспектива, о которой можно 
только мечтать.



О ГОСТИНИЦЕ, МУЗЫКЕ И ПРОЧЕМ

Наш борт приземлился на Среднем ночью. По-другому не бывает – полярные самолеты 
всегда прибывают к месту назначения в самое неудобное для меня время – ночью 
или ранним утром, когда мне особенно хочется спать. Летчики обычно ссылаются на 
погоду или волевые решения руководителя полетов, но закон больших чисел 
свидетельствует, что это не простое совпадение, а злостный умысел со стороны 
полярной авиации, которая никогда не считалась с режимом моего сна. И не только 
моего: ведь кто-то меня встречает и, следовательно, тоже не спит, бормоча по 
моему адресу проклятия и репетируя радостное «добро пожаловать!».
На сей раз обошлось без церемоний. Два молодых человека, Валерий Карпий и 
Володя Чурун, отрапортовали, что за какую-то провинность именно они отряжены 
Лукиным для торжественной встречи, а через несколько часов им вылетать на 
работу, и посему они чрезвычайно довольны, что не спят и морозят свои шкуры на 
взлетно-посадочной полосе. Затем встречающие подхватили мои вещи, сунули их 
вместе со мной в вездеход, и через несколько минут мы прибыли в давно знакомую 
летную гостиницу, где экспедиция занимала битком набитую кроватями обширную 
комнату. Указав мне на свободную койку, Карпий и Чурун улеглись и спустя 
мгновение так захрапели, что едва не перекрыли богатырский, не имеющий себе 
равных храп Валерия Лукина, храп удивительной силы, с переливами, свистом и 
взрывными аккордами. Если бы нашелся композитор, способный сопроводить его 
музыкой, он создал бы оригинальнейшее произведение искусства. Моя койка на 
втором ярусе оказалась в непосредственной близости от койки Лукина, и все 
последующие ночи мне снились свирепые ураганы и гул моторов, а бывало, когда 
храп достигал апогея, я подпрыгивал на койке, как акробат на батуте. Забегаю 
вперед: с той поры, бывая с Валерием в совместных командировках, я прилагал все 
усилия, чтобы день проводить только с ним, а ночью быть от него как можно 
дальше.
Некоторое время я лежал, чутко прислушиваясь, убедился в том, что заснуть не 
удастся, тихонько сполз вниз и начал знакомиться с действительностью. Пройдя 
вдоль кроватей, я отметил, что Лукин осуществил свою давнюю мечту: экспедиция 
сплошь состояла из совсем молодых людей. Возможно, поэтому над его кроватью 
висела скалка – веками проверенное орудие воспитания у младших уважения к 
старшим. Все свободное от кроватей пространство было загромождено ящиками, 
рюкзаками, чемоданами – типичное экспедиционное жилище, облагороженное гитарой, 
магнитофоном и транзистором.
Затем я вышел в коридор, по которому непрерывно сновали люди – экипажи 
самолетов, прилетевших и улетавших. Одни экипажи комнаты освобождали, другие их 
занимали, мест не хватало, и неудачники спали в коридорах на чем придется, не 
реагируя на топот ног, шум, гам, ругань с диспетчерской по телефону и сочные 
реплики покидавших гостиницу, дружно крестивших умывальник, холодный туалет и 
особенно столовую.
Будь благословенна, летная гостиница на Среднем! Сердечное тебе спасибо за то, 
что ты не раз предоставляла мне крышу над головой, обогревала и лелеяла. В твои 
обшарпанные комнаты, на твои продавленные койки рвутся воздушные бродяги со 
всей Арктики, которые, имей они возможность, охотно полетели бы в любой другой 
аэропорт, ибо хуже гостиницы на Среднем я в полярных широтах пока что не видел 
и, по заверениям летчиков, не увижу. По-настоящему отдохнуть, выспаться в этой 
гостинице невозможно – и потому что в сезон она в несколько раз переполнена, и 
потому что в каждой комнате постояльцы вынуждены готовить себе на 
электроплитках еду, ибо питаться в столовой осмеливаются лишь отчаянные 
храбрецы, обладающие железным здоровьем. Один знакомый летчик высказал мне свою 
заветную мечту, чтобы на Средний в разгар сезона прибыла коллегия Министерства 
гражданской авиации, и чтобы на неделю задула пурга, да так, что носу не 
высунешь, и чтобы всю эту неделю члены коллегии питались в летной столовой, на 
цыпочках входили в замусоренный умывальник и подмораживались в холодном 
туалете…
Ладно, не для того я сюда прилетел, чтобы критику на гостиницу наводить, мне 
еще «Метелицу» нужно будет здесь разместить, а где? Озадаченный этим нелегким 
вопросом, я возвратился в нашу комнату – как раз в ту минуту, когда на тумбочке 
у изголовья Лукина со звоном запрыгал будильник. Как всегда в таких случаях, 
разбуженные некоторое время с отвращением изучали свои часы; убедившись, что 
будильник не наврал и сейчас в самом деле четыре часа утра, иные с молчаливым 
стоицизмом, а другие с подобающими сему случаю эмоциями поднимались, влезали в