Летом на купол нагрянут гляциологи и геофизики, станет людно, а пока что 
зимовочный коллектив на станции небольшой – десять человек. Смысл ее 
существования – в буровой установке, которая вгрызается в ледник и извлекает из 
него керн, чтобы затем, допросив его как следует, выведать историю формирования 
ледника. Руководит буровиками Виктор Пашкевич, прошедший отличную школу на 
станции Восток. «На дворе минус 80, в буровой на полу минус 60, так что здесь 
для меня курорт! – говорит он. – Наша работа на куполе – своеобразная репетиция 
бурения на Востоке, для которого отрабатываем технологию, буровые снаряды и 
подъемное оборудование»
[9]
. Кроме метеоролога Леонида Алексеева, который по горло занят своими делами, 
весь коллектив работает на буровую, и Сидоров чрезвычайно доволен, что 
заполучил такого трудягу-плотника, как Лева. А когда мы уединяемся 
фантазировать и Лева остается без напарников, он принимает заказы на штучную 
работу: сколотил огромный кухонный стол с полками (блат у повара Славы), 
поправил дверь в дизельной (личное рукопожатие Харламова), сработал новый порог 
(общая признательность – о старый все спотыкались, через одного падали и 
неистово ругались) и переделал массу всякой всячины.

Чтобы Лева не слишком зазнавался, я доказал, что тоже не лыком шит: прибил в 
нашей комнатке гвоздь для полотенца (обрушив при этом умывальник, который Лева 
потом полдня приводил в порядок).



ФРАГМЕНТЫ ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ

За месяц нашей жизни на куполе было всего лишь одно собрание – минут на десять. 
Я давно заметил, что, когда все работают, и работают хорошо, собрания 
становятся не нужны. Впрочем, когда работают плохо, никакие собрания не помогут 
– практикой доказано. Страсть к собраниям и совещаниям – наш бич, в девяти 
случаях из десяти они созываются исключительно «для галочки», чтобы на что-то 
отреагировать – причем людьми, которые сами не умеют и не любят работать. Мы 
успешно начали бороться против пьянства и прогулов на производстве, но человек, 
умеющий экономически мыслить, без труда докажет, что пустопорожние собрания и 
излишние совещания похищают рабочего времени никак не меньше. Мы еще великие 
мастера прикрывать говорильней свое безделье; хорошо, конечно, что сегодня 
профессиональным выступальщикам жить становится труднее, но до полной победы 
над ними еще далеко. Не помню, было ли что-то подобное у Паркинсона, но я бы 
сформулировал такой закон: качество работы обратно пропорционально количеству 
собраний и совещаний.
Один мой знакомый ученый, доктор наук, повесил на двери своей лаборатории 
объявление: «В течение рабочего дня настоятельно прошу не беспокоить вопросами, 
не относящимися к работе лаборатории». И – категорически запретил подчиненным в 
рабочее время ходить на собрания, заниматься общественными делами и всем прочим,
 за что они не получают зарплату. Прозвенел звонок – милости просим, заседайте 
хоть до глубокой ночи, но – когда прозвенел, ни минутой раньше. Уверен, что 
если бы этот почин был подхвачен и получил официальное одобрение, ряды 
пустозвонов поредели бы, словно выбитые картечью.
Полярникам, каждый из которых знает, что его работу за него не выполнит никто, 
праздное суесловие чуждо; а если необходимо посоветоваться, обсудить неотложные 
вопросы – почему бы это не сделать за обедом, за ужином? Сидоров нашел и такой 
оригинальный метод: собирал людей, раздавал им ножи, ставил два ведра картошки 
– и короткое совещание проходило с двойной пользой, под аплодисменты повара.

«Вчера, 18 октября, был изумительный день: без ветра, ясно, и вдруг начало 
выплывать солнце – желто-красный шар. Фланировало по небу часа полтора, все 
сбежались любоваться. Наверное, больше солнца не увидим».
И ошибся: через несколько дней снова выплыло минут на пять, и снова все бегали 
смотреть. А потом наполз туман, и – прощай, светило! В нынешнем году тебя 
увидим только мы с Левой, остальные наши товарищи – в феврале.
На купол опускалась полярная ночь. Не знаю человека, который ее любит; медведь 
– он ночью залезает в берлогу и беспробудно спит, пока внутренние часы не 
пробьют: «Мир ожил!»; а человек – день ли, ночь ли – приходит в полярные широты 
работать, морально готовясь к тому, что в начале ноября солнце надолго уйдет. И 
пусть не полная, глухая темнота, а сумерки, но все равно без солнца жить плохо. 
В ночь у меня всегда возникало ощущение, что я нахожусь на другой планете, 
таинственной и лишенной красок, полной теней, порождающих неясную тревогу. 
Многомесячная ночь да еще пурга – две главные причины возникновения «полярной 
тоски», слабо изученного, но точно зафиксированного старыми полярниками 
состояния. «Подумаешь, днем героизм проявлять, – сказал как-то Сидоров. – Ты 
ночь проживи с улыбкой – тогда и посмотрим, какой из тебя полярник».
«Нет скуки, когда есть заботы», – писал Анатоль Франс.
Не будет полярной тоски, если в полную силу работать и каждую свободную минуту 
общаться с товарищами. Это – единственное лекарство, другого не придумано. Если 
в ночь полярник стал уединяться, если его не тянет в кают-компанию, если, войдя 
к нему, ты увидишь, что он лежит на койке и отворачивает в сторону глаза – бей 
тревогу: нужно спасать друга от полярной тоски.