середине ноября, но и тогда пролив усеян ловушками, которые довольно 
бесцеремонно подкарауливают даже самых опытных водителей. Как бы то ни было, но 
до середины ноября нам с острова Октябрьской революции не уйти – вертолеты в 
ближайшие дни возвратятся на Диксон, чтобы прилететь на Средний к весне.
Пролив был усеян айсбергами, сползшими с ледников островов архипелага; по 
сравнению с гигантами Антарктики айсберги казались карликовыми, но кое-где 
попадались и внушительные, высотой метров пятнадцать. И еще мы отметили, что 
крупнейший в архипелаге остров Октябрьской революции площадью в десяток тысяч 
квадратных километров, кроме сравнительно узкого побережья, сплошь гористый, и 
тусклое солнце не делает открывшийся пейзаж слишком уж привлекательным.
Вертолет опустился на мысе Ватутина, в сотне метров от добротного бревенчатого 
дома единственной на острове прибрежной полярной станции. Возвращаясь, мы 
прожили здесь несколько дней, но об этом позже. Встречать нас приехали на 
тягаче Василий Сидоров и его главный механик Василий Харламов, участник и 
руководитель нескольких трансантарктических походов. Помяли друг друга, как 
положено, погрузили в кузов тягача два десятка бочек солярки, втиснулись 
вчетвером в кабину и, сопровождаемые эскортом стаи собак, поехали домой, на 
купол Вавилова.
Осенью я еще в Арктике не бывал и смотрел во все глаза. Солнце еще не зашло, 
кое-какая видимость была, и Сидоров знакомил нас с обстановкой. Каменистый 
грунт звенел под гусеницами, тягач мчался на хорошей скорости, и первые две 
трети сорокакилометрового пути мы проскочили за час. У небольшого щитового 
домика, летней базы геологов, остановились: отсюда начинался подъем на купол, 
самую высокую – около километра – точку Северной Земли.
– Наш дом отдыха, – поведал Сидоров. – В случае чего можно в пургу отсидеться. 
Только не забудьте: уходя, гасите свет и выключайте телевизор.
Знал бы он, пошучивая, сколько волнений и надежд через месяц будет связано с 
этим полузасыпанным снегом домиком! Впрочем, хорошо, что не знал, иначе мы бы 
не пережили (не при Харламове будь сказано!) одного из самых интересных моих 
арктических приключений. А почему не при Харламове – в интересах сюжета пока 
что умолчу. Скажу лишь, что ругал он меня последними словами и чуть смягчился 
лишь тогда, когда мы обнялись на прощание.
Впереди и вокруг, сколько хватало глаз, возвышались ледники и горы, покатые и 
скалистые, заснеженные, угрюмые.
– Пейзаж из сказки, – комментировал Сидоров, – впечатляет, правда? Отличное 
местечко выбрал Лева Для отпуска. Кстати, – спохватился он, – еще не все 
возвышенности имеют названия, почему бы нам не обессмертить свои имена? Пока 
солнышко доброе, приглядывайтесь и выбирайте себе по вкусу. Предлагаю вот эту, 
похожую на Медведь-гору, отдать Володе: все-таки внушительнее, чем «сугроб 
Санина» на станции Восток. А вот ту, которая торчит рядышком, отдадим Черепову. 
Кто – за? кто – против? Владейте на здоровье, благодарить не надо, просто в 
Москве поставите мне ящик пива.
– А себе что возьмешь? – поинтересовались мы. – Я же сказал – ящик пива. А за 
Василия Евтифеевича не хлопочите, он уже свое получил: дорогу от мыса Ватутина 
до купола мы окрестили «трактом Харламова», он проходит его с закрытыми глазами.

Взревев, тяжело нагруженный тягач полез на купол. Видимость быстро и резко 
ухудшилась, уже в сотне метров от подножия ледник накрыла низкая облачность.

– И так почти всегда, – обнадежил Сидоров, – осенью редко бывает иначе, на 
верхотуре плаваем в облаках. Зато весной и летом в хорошую погоду за визит к 
нам нужно платить деньги – ведь остров как на ладошке, глаз не оторвать, горы – 
на все цвета радуги, так и просится эта красотища к художнику на полотно. 
Оставайтесь, друзья, до лета, не пожалеете, такую красоту только разве что в 
Антарктиде увидишь да на ЗФИ
[7]
.

Тягач зигзагами полз наверх. «Тракт Харламова» каждые несколько сот метров был 
обозначен бочками, которые полярники предпочитают всем другим ориентирам – и на 
белом фоне ясно выделяются, и аэродинамические качества превосходные – не 
заметает в пургу, да и устойчивость отличная. А бочки на арктических островах – 
товар недефицитный, здесь их многие тысячи, вывозить, говорят, экономически 
невыгодно. А когда корабли приходят и разгружаются – пустыми уходить на материк 
экономически выгодно? Впрочем, и на материке сотни тысяч тонн металла на 
свалках ржавеют, страна богатая, и не такие убытки выдерживает.
– Насчет твоего самолета я уже кое-что придумал. – сказал мне Сидоров. – Кроме 
четырех больших островов бог здесь разбросал добрую сотню крохотных и необжитых,
 пусть ЛИ-2 сядет на вынужденную где-то неподалеку от них, на дрейфующий лед. И 
еще имеются соображения – насчет временного убежища, поисков, медведей. Дома 
обсудим. Кстати, беспризорных мишек здесь бродит достаточно, твой аппарат, Лева,
 без работы не останется… Черти, смотрю и глазам своим не верю: неужели это вы? 
Сегодня ночью спать не дам – новости будете выкладывать.

Я очень люблю строки Пастернака: «Как будто бы железом, обмокнутым в сурьму, 
тебя вели нарезом по сердцу моему». Они обращены к любимой женщине, но это 
ничего не значит: по-моему, и о настоящем друге лучше не скажешь.
Между тем от знакомства до преданной дружбы у нас прошло несколько лет: как и 
наш общий друг Владислав Гербович, Василий Сидоров не из тех, кто быстро и 
запросто идет на сближение. Подобно многим людям, прожившим насыщенную острыми