ствол баобаба и руками борца-тяжеловеса. Когда Николай Семенович набирал номер 
телефона, за это зрелище нужно было платить деньги: диск он вертел не 
указательным пальцем, а кончиком мизинца. Как и на СП-15, ходил Николай Семеныч 
в сорокаградусный мороз – грудь нараспашку. «Выдумали – морозы… Жарко!» – 
работал непрерывно, времени вечно не хватало. От двух бутылок пива, которые я 
привез ему в подарок, он отмахнулся: «Отдай кому-нибудь, чего я буду себя 
растравлять, мне ящик нужен».
На меня Боровский был в обиде. Эта поучительная история стоит того, чтобы о ней 
рассказать подробнее.
В свое время на меня произвел большое впечатление драматический эпизод из жизни 
восточников: Василий Сидоров с четырьмя товарищами, и среди них Боровский, были 
доставлены на Восток для расконсервации станции, и после того как самолет 
улетел, обнаружили, что дизеля разморожены: станция осталась без тепла и 
источника энергии для радиосвязи. Тогда пришлось из двух дизелей собирать один 
и запускать его вручную – работа непосильная для только что прибывших на Восток 
людей, где требуется многодневная акклиматизация. И кто знает, как закончилась 
бы эта история, если бы Боровский с его богатырской силой не раскрутил дизель…
Историю эту, с подлинными фамилиями первой пятерки, я рассказал в «Новичке» на 
нескольких страницах, а потом на документальной основе написал повесть «В 
ловушке», где и события, и биографии персонажей были в значительной мере плодом 
воображения автора.
Вот тут-то я сам попал в ловушку: в интересах сюжета один из двух механиков у 
меня был изображен фигурой не слишком положительной, а ведь добрая сотня 
полярников доподлинно знала, что в действительности такого в первой пятерке не 
было! И многие стали гадать: кого Санин изобразил под фамилией Дугин? И кто-то 
из «доброжелателей» убедил Боровского, что, наверное, его. Это Боровского, 
главного наряду с Василием Сидоровым героя расконсервации Востока! Тщетно я 
доказывал Николаю Семенычу, что повесть не документальная и автор имеет право 
на вымысел; «Нет, Маркович, в „Новичке“ ты написал правду, а здесь из меня 
сделал какого-то Женьку Дугина».
Из записной книжки: «Все-таки богатыри – народ снисходительный и добродушный, 
Николай Семеныч оттаял. Вечером мы с Пигузовым пришли к нему на чай, разговор 
сначала зашел о Востоке, потом о. критических ситуациях на дрейфующих станциях. 
Я припомнил рассказ Сидорова о пожаре на СП-13, а Боровский добавил одну 
забавную подробность: когда загорелся жилой балок, из радиорубки выскочил 
полураздетый радист Павел Сорокин и выплеснул в огонь воду… из кружки. У 
Пигузова тоже оказалась в запасе смешная история из его полярной юности. 
Впрочем, тогда, уточнил он, ему меньше всего на свете хотелось смеяться, потому 
что банька на станции вспыхнула в ту минуту, когда он только-только намылился. 
Сложил руки, вспоминал Пигузов и, как пингвин, прыгнул в окно, пробив круглое 
отверстие…
С ухмылкой поглядывая на меня, Николай Семеныч рассказал о том, как на СП-15 
дежурный по станции Санин предотвратил катастрофу. Рассказал с юмором, но 
недостаточно достоверно. Привести эту историю в первозданном виде».
Дело было так. После ужина я вымыл посуду, прибрал кают-компанию, побродил по 
расположению и вдруг вспомнил, что механик Николай Лебедев, ложась спать, велел 
мне каждый час следить за показаниями приборов в дизельной. Побежал туда, 
посмотрел на приборы и – поймал себя на том, что намертво забыл, какие 
показания на них должны быть. Растормошил Лебедева, спросил. «Температура воды 
не выше ста, давление не ниже двух», – пробормотал Лебедев и с головой укрылся 
одеялом. Я вновь побежал в дизельную и сразу же понял, как своевременно это 
сделал: приборы показывали, что вода давно выкипела, а давление масла равно 
нулю. Я снова растормошил Лебедева и сообщил ему, что с минуты на минуту 
дизельная взлетит на воздух. Через несколько мгновений сонный механик в 
наброшенной на белье шубе и унтах на босу ногу стоял перед приборами.
– Ну как? – встревоженно спросил я.
– Вы на какие приборы смотрели?
– На эти.
– А надо было на те! – Лебедев добавил еще что-то, но за грохотом дизеля я не 
расслышал.
Привожу эту давнюю историю исключительно потому, что она совершенно неожиданно 
«закольцевалась» – причем через каких-нибудь три часа после того, как Николай 
Семеныч поднял меня на смех.
Первое совпадение: в ту ночь я был дежурным по станции и, как положено, время 
от времени навещал дизельную. И вот далеко за полночь захожу, смотрю на приборы 
и – второе совпадение! – не верю своим глазам: резко упало напряжение. 
Несколько мгновений я шевелил мозгами, соображая, что предпринять. Хорошо бы, 
конечно, поднять Боровского, а вдруг он снова будет веселить кают-компанию, 
рассказывая, как дежурный Санин десять лет спустя вновь предотвратил на СП 
катастрофу?.. А, была не была! Разбудил Боровского, напугал его как следует, он,
 полуголый, помчался в дизельную и – хотите верьте, хотите проверьте – 
пробурчал что-то вроде «молодчина»: на дизеле сгорели щетки. Боровский отключил 
дизель, запустил другой, одобрительно хлопнул дежурного по плечу (наутро доктор 
Шульгин без особой уверенности констатировал, что перелома нет) и отправился 
досыпать.
Между тем жизнь на станции протекала спокойно: все-таки под ногами не хрупкая 
ледяная корка, а дрейфующий айсберг, на взлетно-посадочную полосу которого 
запросто производили посадку тяжелые самолеты. На таком острове можно ложиться 
спать, «раздевшись до трусов», – ни разломы, ни торошение ему не угрожали. Был, 
правда, случай, когда айсберг, на котором дрейфовала СП-19 Артура Чилингарова,