делаем: людей тонкий лед вполне выдерживает, зато бурить лунку легче – помните, 
как потели на точке 34, пока двухметровый лед не пробурили? Итак, поставили 
палатку, зажгли горелку, начали гидрологию – и тут к нам заглядывает Илья Палыч,
 который занимался ледовыми наблюдениями.

– Тепло у вас, хорошо, – говорит каким-то особенным тоном. – А не хотите, 
ребята, выйти полюбоваться интересной картиной?
Мы взглянули на непроницаемое лицо Ильи Палыча – и выскочили из палатки. 
Смотрим – к нам медленно приближается противоположный край разводья, и лед 
«хруст-хруст»… Довольно противный звук, очень мы его не любим. Странная 
картина: при полном безветрии идет сжатие льда. Сматывать удочки? Работы жалко, 
приборы уже опущены.
– Можем, успеем, Палыч? – спрашиваю.
– Вполне вероятно, – отвечает с неподражаемым спокойствием. – Думаю, в твоем 
распоряжении имеется от одной минуты до месяца, более точно прогнозировать не 
берусь.
Черт знает, что делать! Мнемся, стоим смотрим – вроде бы успокоилось. Вернулись 
в палатку, продолжаем работать, но энтузиазм не тот; краешком глаза поглядываем 
в окошечко. Вдруг – как пойдет на нас противоположный край! Метров двадцать 
разводья съел буквально за две минуты. Теперь шутки в сторону: быстро 
складываем палатку, начинаем поднимать батометры… Опять все стихло! Так, 
Арктика играет с нами в «кошки-мышки»… А вдруг повезет? Снова продолжаем работу,
 но с очень большой оглядкой, нервишки уже натянуты. А фотокорреспонденты 
бегают вокруг, щелкают затворами, торосы снимают, нас за работой – сплошные 
восторги! Они в неведении, они не понимают, что, может быть, придется вместо 
«ура» «караул» кричать… Ладно, пусть пока что восторгаются. Работаем 
минуту-другую – и тут началось по-настоящему: разводье вспучилось, треснуло, 
противоположный край уже не пошел на нас, а помчался, и без остановки. Под нами 
прошла трещина; мы забегали по воде, палатку и ящики с приборами на основную 
льдину закинули, а остается еще лебедка на полозьях весом почти в полтора 
центнера и трос с барометрами в лунке, метров триста. Что смогли, вытащили; 
трос откусили и потащили лебедку к основной льдине, а она уже возвышается над 
разводьем сантиметров на шестьдесят – семьдесят; лед под нашими ногами 
разъезжается, мы уже по колено в воде, а корреспонденты, страшно довольные, 
стоят в безопасности на основной льдине и снимают крупным планом «накал 
человеческих страстей» – верные призы на выставках.
Лебедку мы втащили наверх в самое время: началось настоящее торошение; льдина, 
на которой стоял самолет, стала трескаться; летчики снимают чехлы, моторы 
заводят, выруливают подальше от трещин… Тут смысл происходящего дошел наконец 
до наших корреспондентов: сообразили, что снимают, может быть, сцены своей 
собственной гибели, и – бегом к самолету.
Взлетели на «святом духе»: льдина, на которой только что находился самолет, 
превратилась в бесформенную груду обломков.
– Хорошо поработали, ребята? – безмятежно спросил заметно побледневших 
пассажиров Романов. – Все отсняли или, может, вернемся, если не успели?
И один из корреспондентов, всмотревшись вниз, от души высказался:
– В гробу я видел такую работу!
Обещанных фотографий мы так и не получили.



НОСТАЛЬГИЯ ПО ЛИ-2

– Да, тогда у нас еще был ЛИ-2, – с мечтательной грустью проговорил Лукин. – Не 
самолет – поэма! Никогда у полярников не было и, боюсь, никогда не будет такой 
машины…
Неоднократно было проверено: если Лукин на кого-то из ребят рассердился и, 
сузив глаза, начинает отчитывать металлическим голосом, не стоит суетиться и 
оправдываться. Надо выбрать момент или просто так, пусть невпопад, произнести 
магическую фразочку: «Эх, был бы у нас ЛИ-2…»
И эти, казалось бы, ничего не значащие слова производят на начальника 
экспедиции колоссальное впечатление. Виновный, из которого только что делали 
лапшу, может вздохнуть с облегчением: словно переключенные невидимым рычагом, 
мысли Лукина обращаются в недавнее и прекрасное прошлое, когда «прыгающие» еще 
летали на ЛИ-2. Тогда-то вместо металла в голосе Лукина и появляется 
мечтательная грусть.
Мы с Валерием часто говорили на эту тему, с годами она не потеряла для него 
остроты. Вот один из его монологов, записанный практически дословно.
– Почему полярники, все до единого, так любили ЛИ-2? Учтите – все до единого, 
не знаю никого, кто относился бы к нему равнодушно. Это был удивительный 
самолет, практически всепогодный, с идеальной аэродинамикой. Кто-то из 
конструкторов сказал: «Хорошо летает именно красивый самолет». Так ЛИ-2 был 
очень красив: его геометрия, все его обводы были настолько пропорциональны, что 
он больше всех других самолетов походил на птицу, это совершенное творение 
природы. Поразительной красоты машина! Мы и любовались ею как птицей, 
распластавшей в полете свои крылья… А сколько раз его выручали изумительные 
аэродинамические характеристики, от скольких аварий они его уберегли! Помните 
случай, когда у Анатолия Ивановича Старцева при взлете отказали рули высоты? 
Для любого другого самолета – верная авария, а ЛИ-2, эту стальную птицу, поднял 
воздушный поток! Изумительная машина; опытный летчик мог творить на ней чудеса