теперь черт знает что“.
Мне было не до смеха: мороз стоял за сорок, ветер метров за пятнадцать, и на 
вопрос о том, что же чувствует человек на полюсе, я бы ответил однозначно: 
собачий холод. Уже минут через двадцать ликование, с которым я вышел из 
самолета на святую точку, сменилось дрожью каждой клеточки тела, которую не 
уняло даже торжество поднятия вымпела у земной оси.
Проходил этот спектакль так. Бортмеханик и радист дымовыми шашками нанесли на 
поверхность льда параллели и меридианы, и мы сфотографировались у земной оси 
(ее изображал вытащенный из лунки двухметровый ледяной керн весом в центнер). 
Потом меня сфотографировали одного, с красным вымпелом в руках. Этот слайд 
производит сильное впечатление. Правда, иные завистники бормочут, что он сделан 
зимой на Москве-реке, но я с ними не спорю. Я просто вытаскиваю из шкафа и 
показываю вымпел, подаренный мне соратниками по завоеванию полюса. Может, кто 
другой слово завоевание взял бы в кавычки, но я этого делать не стану: пусть 
этот самый другой сначала сам побывает на полюсе, а потом берет в кавычки.

Вымпел Лукин сделал из куска материи, когда обнаружилось, что мы забыли флаг. 
На кумаче фломастером написано: «Воздушная высокоширотная экспедиция Север-29 
ААНИИ
[4]
КИОАО
[5]
самолет ЛИ-2 №73985. 8 апреля 1977 года достигли точки географического 
Северного полюса и произвели посадку. Лукин, Романов, Чирейкин, Федоров, Сморж, 
Долматов, Замятин, Козарь, Думчиков, Санин».

Этот документ, неоспоримо свидетельствующий о завоевании мною полюса, я время 
от времени достаю, разглаживаю и смотрю на него благодарными глазами. Почему 
благодарными? А потому что он, и только он, доказывает, что я не пал жертвой 
розыгрыша, как это случилось с Н. – назовем так этого бедолагу.
Н., вооруженный рекомендательными письмами и радиограммами полярного начальства,
 прилетел в Арктику с целью побывать на полюсе. Его, как и меня в свое время, 
внедрили к «прыгающим» и предложили свозить на полюс – чтобы взбудоражить 
воображение пишущего товарища, подкинуть материал для волнующей корреспонденции.
 Что ж, с начальством спорить – себе дороже, пришлось посадить Н. в самолет и 
свозить. Но почему обязательно на полюс, если по плану надлежало обрабатывать 
другие точки? И чем, между нами говоря, лед на полюсе отличается от любого 
другого дрейфующего льда? Могу заверить – ничем: ни цветом, ни запахом. И 
посему любознательного Н. привезли на запланированную точку в четырехстах 
километрах от полюса, соорудили параллели и меридианы, земную ось и 
торжественно сфотографировали. Таким образом, удовлетворены были все: и Н., 
который всю жизнь будет гордиться тем, что побывал на полюсе, и «прыгающие», 
без нарушения своих планов, то есть бесплатно сделавшие человека счастливым.
Когда Лукин, бывший у меня в гостях, рассказал эту историю, моя жена ахнула:
– Валерий, признайтесь, вы и Санина разыграли?
– Была такая мысль, – засмеялся Валерий, – Илья Палыч хотел его наказать за 
халтурное дежурство. Но потом оттаял, будем, говорит, великодушны, точка 34 как 
раз в плане… Был ваш Санин на полюсе, с подписями на вымпеле мы не шутим.
Вот так!
Пробыли мы на полюсе часа три. Когда станцию закончили и вытащили из океана 
приборы, я бросил в лунку полтинник – авось еще разок занесет сюда на огонек. А 
погода совсем испортилась, началась пурга. Долматов с Думчиковым пошли вперед 
метров на шестьсот смотреть полосу и растворились в снежной круговерти. Когда в 
ней появился просвет, Сморж их увидел и повел самолет навстречу, чтобы 
облегчить им жизнь. Они доложили, что полоса впереди на тройку с двумя минусами,
 льдина старая, с передувами и ропаками, хорошо бы, конечно, их убрать от греха 
(несколько часов дружной работы на свежем воздухе). Подумав, Сморж, к общему 
одобрению, выбрал более приятный вариант: используя встречный ветер, поднял 
самолет с минимальным разбегом, и мы благополучно отправились на очередную 
точку – всего в те сутки их сделали четыре.
Увы, больше на полюсе мне побывать не удалось и вряд ли когда-нибудь удастся – 
такие крупные выигрыши дважды за одну жизнь не выпадают. Буду для утешения 
считать, что свой полтинник скормил полярному Нептуну бескорыстно.
А на полюсе с того памятного дня побывало довольно много народу. Из моих 
последователей я бы в первую очередь отметил замечательного японского 
путешественника Иомуру, который добрался до полюса в одиночку; при поддержке 
полярной авиации побывала там и группа Дмитрия Шпаро, и поэт Андрей 
Вознесенский, которого эта группа вдохновила на лирические стихи, и – важное 
событие в истории полюса – прорвался туда, сокрушив по пути арктические льды, 
ледокол «Арктика».
На борту ледокола находился в качестве главного гидролога Илья Павлович Романов 
– человек, чуждый, как вы знаете, таким чувствам, как бешеный восторг и 
ликование. Когда «Арктика» вошла в приполюсный район, штурманы долго не могли 
определиться, чтобы взять точный курс к земной оси, и Романов, которому надоела 
суета по этому поводу, отправился в каюту спать. Через час-другой капитан 
Кучиев объявил по трансляции, что «Арктика» на полюсе, ледокол огласило мощное 
«ура» – и на мостик явился заспанный Романов. Он осмотрелся и спокойно сообщил, 
что никакой это не полюс – штурманы ошиблись. «Как не полюс?» – взорвался 
темпераментный Кучиев. «Я здесь в апреле шапку в снегу потерял, ветром унесло,
 – пояснил Романов, – а ее не видно. Значит, не полюс».