Может, другой на моем месте спокойно поднялся и с величавым достоинством, не 
торопясь прошествовал в пилотскую кабину, но я скакнул туда тройным прыжком и 
уставился на штурмана Олега Замятина.
– Полюс, да?
Нужно знать Олега, чтобы обращаться к нему с подобными вопросами. Мудрый 
скептик, один из остроумнейших людей, которых я встречал в Арктике, Олег не 
упускал ни единой возможности сделать из такого любопытного посмешище. Даже 
Илья Павлович, над которым в Арктике никто подшучивать не осмеливался, и тот на 
вопрос: «Олег, где мы находимся?» – удостоился примерно такого ответа: «Если б 
я знал, где мы находимся, я бы не сидел в этом драндулете, а пил пиво на 
сочинском пляже, а ты, Илья Палыч, пристаешь ко мне с этой наивной просьбой. Ну 
откуда мне знать, где мы находимся? Ведь штурманское дело такое – куда вынесет… 
Только наивный человек, вроде тебя, думает, будто штурман может что-то знать, а 
ведь ты дожил до седых волос, пора бы тебе понять, что штурман…» И, доведя Илью 
Павловича до белого каления, Олег вдруг внятно и четко назвал совершенно точные 
координаты и дал расчет – «через семь минут будем на точке».
Теперь пришла моя очередь.
– Какой полюс? – удивился Олег. – Николай, – обратился он к командиру корабля 
Сморжу, – ты летишь на полюс? Ну зачем ругаться, можешь спокойно ответить, что 
я задал дурацкий вопрос. Валерий, ты поближе, пощупай лоб у Владимира Марковича,
 нет ли у него повышенной температуры. Это у полярников болезнь такая бывает – 
полюсомания, она проходит, не беспокойтесь. А чего в полюсе хорошего? Знаете, 
сколько денег стоит – от СП до него долететь? Мы залили двадцать бочек горючего,
 а ведь его с материка доставляют самолетами – это примерно тридцать тысяч 
рублей, плюс зарплата экипажу, амортизация и прочее. Дорого! Ну, понимаю, был 
бы на полюсе пивбар – тогда никаких денег не жалко, тем более государственных, 
а так чего туда лететь? Но раз уж так получилось, то полюс через одиннадцать 
минут.
Я перевел дух и вытер со лба холодный пот.
Из записной книжки: «С ужасом смотрю вниз: ничего похожего на полосу, двадцать 
минут над полюсом вертимся… Нашли! Начали подбор!»
От Романова и Лукина я слышал, что на точке 34 бывает всякое: сплошной 
торосистый и битый лед и широченные разводья. Но на сей раз удача: окаймленная 
с трех сторон торосами, явственно виднеется приличная площадка, и начальство 
обменивается короткими репликами, в которых я угадываю удовлетворение. Разворот 
за разворотом, полоса тщательно изучается. Олег при помощи штурманской линейки 
и секундомера замеряет ее длину.
– Нормально!
Олег покидает пилотскую кабину, входит в грузовую и распахивает дверь, за ним 
стоят Лукин и Федоров с буром. Посадку-то мы произведем, это дело решенное, а 
вот продолжим ли пробег по полосе или сразу взлетим – зависит от того, что 
скажет Олег. Если после касания лыжный след сухой – «прыгуны», на лед!» и все 
остальное, а если мокрый – немедленно взлетим: лед слишком тонкий, близко вода.
След сухой! Звучит сирена – Лукин и Федоров прыгают на лед.
В 12 часов 02 минуты ЛИ-2 произвел посадку на точке 34.
Мы так устроены, что мечта волнует нас куда больше ее свершения. Чтобы достичь 
предмета своих мечтаний, мы делаем невозможное; мы готовы преодолеть любую 
преграду, рисковать жизнью и положением, мы, как жокей на скачках, 
программируем себя во что бы то ни стало дойти до желанного финиша; нет ничего 
другого, что так бы воодушевляло человека и мобилизовывало все его силы, как 
неосуществленная мечта. Реальная, достижимая, конечно, зависящая не только от 
обстоятельств, но и от тебя, твоей целеустремленности и воли, а не от 
случайного совпадения номера в лотерее и прочих чудес.
Наверное, поэтому самые интересные люди – неудовлетворенные, еще не добившиеся 
того, к чему они стремятся; на мой взгляд, это верно даже в том случае, если 
для достижения своей цели им не хватает отпущенной свыше жизни; только 
постоянная неудовлетворенность собой делает человека ценным для общества, 
только от таких людей зависит прогресс – какое бы положение они ни занимали. 
Всем же удовлетворенный человек становится скучен и неинтересен, все его 
помыслы – сохранить то, что уже есть; от такого человека ждать новых идей, 
свершений – бессмысленно. Каждый из нас, подумав самую малость, припомнит 
подобную личность среди своих знакомых и тех, с кем лично повстречаться не 
удалось; впрочем, телевидение с редкостной настойчивостью, достойной лучшего 
применения, нас с такими людьми знакомило – куда чаще, чем нам того хотелось.
А может, я не прав – и полная удовлетворенность вообще невозможная вещь? 
Анатоль Франс в повести «Рубашка» даже настаивает на этом – со свойственным ему 
изящным остроумием. Разве человек, получивший в жизни все, к чему стремился, не 
мечтает хотя бы о том, чтобы не скатиться вниз? Ведь самые болезненные раны – 
те, которые получаешь, когда падаешь с верхушки лестницы к ее нижним ступенькам.

Возвращаюсь к своей осуществленной мечте. Десять с лишним лет я стремился к 
самой макушке Земли, бредил этим мгновением, терял и обретал надежду – и вот я 
здесь. Счастливый, ликующий? Я бы этого сказать не решился, во всяком случае – 
вслух.
Из записной книжки: «Олег Замятин: „Будете гулять, смотрите под ноги – можете 
споткнуться о земную ось, она торчит где-то рядом“. Далее такая запись: „Лукин 
начинает меня разыгрывать: „Олег, ты уверен, что это полюс? В прошлом году лед 
был сантиметров восемьдесят, а теперь буришь, буришь…“ – „Валера, ты же знаешь, 
больше чем на триста километров я ни разу не ошибался“. И Чирейкин тут же 
добавил: «Валера прав, это не полюс, в прошлом году там было около нуля, а