И РАЗОШЛИСЬ, КАК В МОРЕ КОРАБЛИ…

Когда идет швартовка, весь экипаж застывает в молитвенном молчании. Нет для 
моряка более ответственного дела, чем швартовка в открытом море. Здесь, как ни 
в чем ином, капитан должен проявить свое хладнокровие, уверенность и точнейший 
расчет. Ибо одно нервное, непродуманное движение – и два стальных корпуса 
хрустнут, как грецкие орехи.
«Шквал», огромный и равнодушный, покачивался на волнах, застраховавшись от 
случайностей гигантскими резиновыми амортизаторами – кранцами. А наш маленький 
«Канопус» подкрадывался к нему, отступая и снова приближаясь. Наконец, когда 
нас разделяло всего несколько метров, в воздух взвились концы, и швартовы 
змеями обвили мощные чугунные кнехты.
«Канопус» нежно прижался к «Шквалу», как младший братишка к старшему.
Капитан Шестаков провел швартовку отлично и по морской традиции принимал 
поздравления. А с бортов уже гремело:
– Колька, привет! Правда, что вы из Кении идете? Швырни в меня ананасом!
– Братцы, мне дурно, Сашка Ачкинази наголо остригся!
– А ты ко мне перебирайся, Володька, вылечу!
– А лекарство есть?
– Есть, три бутылки…
– Бегу!
– …соку!
Тут же вели утонченные дипломатические переговоры два начпрода: Гриша Арвеладзе 
и его коллега со «Шквала».
– Ты пряма гавари, что у тебя есть? Мне, дарагой, нужны фрукты. Яблоки, 
апельсины, ананасы. Дашь?
– А ты чего дашь? Сигареты есть?
– Все есть, дарагой. Только сигареты нет. Папыросы есть – «Беламор». Двести 
пачек. Берешь?
– Беру. А рыбы свежей дашь пару корзин?
– А фрукты?
– Дам, дам. Ну, так как же насчет рыбы?
– Дам рыбу. А штаны у тебя есть? Небольшой размер, десять штанов.
– Штанов нет, есть только электробритвы. Хочешь пяток?
– Брейся сам, дарагой. А минеральная вода есть?
Начпроды быстро нашли базу для соглашения, и натуральный обмен состоялся, к 
взаимному удовлетворению. Правда, уже потом, в самый момент расставания начпрод 
«Шквала» обнаружит, что Арвеладзе подсунул ему подмоченные папиросы, но Гриша в 
ответ на обвинения будет недоуменно разводить руками, чрезвычайно веселя оба 
экипажа.
– Не может быть, дарагой! Папыросы – высший сорт, сам куру.
– Какой там к дьяволу высший сорт! Шестьдесят пачек подмочено!
– Они высыхивают на сонце, кацо. Ты не валнавайся, от этава бысонница ночем 
будет!
– Ну, погоди же, еще встретимся!
– Обязательна, дарагой. Гора с горой не встретица, а человек с человеком 
обязательна. Привет!
Но это – потом. А пока матросы переговариваются с друзьями, на «Шквал» 
переправляются пакеты креветок, корзины с рыбой, пачки сигарет, а на «Канопус» 
в порядке обмена и просто угощения летят яблоки, апельсины, ананасы.
В сторонке два первых помощника осторожно прощупывают друг друга. Здесь идет 
обмен культурными ценностями – кинофильмами.
– Ты мне дашь «Два бойца» и «Антон Иванович сердится», а я тебе за это подберу 
такие фильмы, что век благодарить будешь, – обещает Александр Евгеньевич.
Георгий Миронович, наученный горьким опытом, относится к этому заявлению с 
мудрой осторожностью.
– Как называются твои фильмы?
– А дашь «Два бойца» и?..
– Нет, сначала говори, как называются!
– Хорошо, – соглашается покладистый Евгеньич, и, подумав, с крайним сожалением 
сообщает: – Так и быть, отдам тебе «Дорогу», «Белый караван» и «Горячее сердце».

И Евгеньич тяжело вздыхает, показывая, как трудно ему расставаться с такими 
шедеврами.
– Расскажи подробнее, – требует бдительный Георгий Миронович.
– Фильмы надо смотреть! – несколько напыщенно отвечает Сорокин. – Это… гм… 
детективы.
– Вот и смотри их сам, – советует Георгий Миронович. – А мне давай «Подвиг 
разведчика», я точно знаю, что он у тебя.
– Может, тебе еще и «Малахов курган» отдать? – иронически говорит Сорокин. – И 
«Музыкальную историю»?
– Все отдашь, – ворчит Георгий Миронович, – у меня такой фильм есть, что на 
коленях просить будешь… «Мы из Кронштадта», понял?
– Ну что ж, возьму, – изо всех сил изображая равнодушие, роняет Евгеньич. – Я, 
пожалуй, за него тебе отдам этот… «Все для нас».
– Про бытовое обслуживание? – мгновенно разоблачает Георгий Миронович.
– Ага, – сознается Сорокин.