палубе. Несколько дельфинов, которые мирно резвились неподалеку, сумасшедшими 
прыжками ринулись в сторону, отплевываясь на ходу. Наконец банку проглотила 
голодная акула-пила. Потом она три дня ходила за «Канопусом», рядом с 
иллюминатором медпункта, пока мы не догадались, в чем дело, и не бросили 
несчастной несколько пачек анальгина. О ее судьбе я больше ничего не знаю».
– Насчет акулы вы, Николаич, малость того… – усомнился один из слушателей.
– Цитирую Марка Твена, – невозмутимо ответил капитан: – «Такова эта правдивая 
история. Кое-что, впрочем, я выдумал».



ДОКТОР КОТЕЛЬНИКОВ

Полдень. Все свободные от вахты спасаются от зноя в каютах. На солнце, наверное,
 под пятьдесят градусов, в каютах – двадцать. Будь благословен во веки веков, 
несравненный и любимый кондишен! Только твоя божественная прохлада умиротворяет 
в тропиках наши северные души. Ты охлаждаешь тела и виноградный сок, ты 
возвращаешь нас в осеннюю Россию, заставляя на ночь укрываться теплым одеялом 
(а Володю Иванова– двумя). Благодаря тебе мы при желании можем даже мерзнуть – 
экзотическое удовольствие для людей, которые только что жарились на адской 
сковороде.
Обливаясь потом, я сочиняю про себя гимн кондишену. Под руководством Валерия 
Жигалева мы с доктором вяжем трал на пеленгаторной палубе: неугомонный 
тралмастер в кабинетной тиши разработал новую конструкцию, которая позволит нам 
добиться неслыханных уловов, – Валерий в этом абсолютно уверен. Вообще-то 
говоря, трал уже готов – Вите и мне доверена только обвязка крайних ячеек, но 
для выполнения и этой несложной операции Валерий проводит длительный инструктаж.
 Он учит нас вязать узлы.
– Беседочный узел вам еще пригодится, – поясняет он, делая хитрые манипуляции 
капроновой бечевкой, – для моряка он едва ли не самый важный. Смотрите: раз, 
два, три – и готово.
– А для чего он может пригодиться? – интересуемся мы.
– Чтобы спасаться, например, – хладнокровно отвечает Валерий. – Допустим, вы 
засмотрелись на акулу, перегнулись через борт и шлепнулись в воду. Тогда я 
бросаю вам конец, и вы должны обвязаться именно этим беседочным узлом. Вот так…
Наше внимание обостряется. Мы с повышенным вниманием изучаем этот благородный 
беседочный узел. Валерий сначала возмущается нашей бездарностью, но в конце 
концов добивается того, что мы вяжем узел, как автоматы, с закрытыми глазами. 
Затем, дав нам последние инструкции, он уходит на корму, где работы всегда 
непочатый край: нужно дюйм за дюймом проверить трал, подвязать новые кухтыли 
вместо побитых, и прочее, и прочее – старшему тралмастеру для выполнения своих 
обязанностей не хватает двадцати четырех часов в сутки.
Мы с Витей, переговариваясь, приступаем к работе. С первых же дней плаванья 
Витя горько жалуется на свою несчастную судьбу: у него нет практики.
– Разве это жизнь? – хнычет он, ожесточенно орудуя деревянной иглой. – С 
позавчерашнего дня в амбулаторию никто даже не постучался. Не врач им нужен, 
этим голубчикам, а хороший тренер по боксу. Буйволы здоровые! И какой черт 
дернул меня согласиться на распределении?
– Юристы в таких случаях говорят: «Господи, пошли мне кошмарное преступление»,
 – поддразниваю я Витю.
Но он меня не слушает.
– Пока я здесь пальцы перевязываю, – продолжает хныкать доктор, – мои бывшие 
сокурсники имеют, что ни день, аппендицит, грыжу, а то и язву желудка. А тут 
хоть бы вывих какой, так и этого нет. Попал, как кур во щи…
– Ничего, Витя, – успокаиваю я несчастного друга, – вот увидите, скоро Дед 
ляжет на операцию, он уже почти согласился.
Лучше бы я об этом не вспоминал. Витя взвился на дыбы.
– Дед – типичный эгоист! – закричал доктор. – Он думает только о себе! «Почти 
согласился» – ишь, какой нежный! Он должен лечь на операцию! Я напишу заявление 
в партбюро – пусть его обяжут! Я подам официальный рапорт капитану.
Хоть это и бестактно, я не могу удержаться и кощунственно смеюсь над Витиным 
горем. Вот уже две недели доктор гоняется за Дедом по всему судну. Стармех 
прячется, запирается в своей каюте и жалуется всем, что при виде доктора у него 
и в самом деле начинаются аппендицитные боли.
Витя Котельников – великолепный собеседник, красавец и умница. Но здесь ему 
труднее всех: у него действительно мало работы, и Вите часто бывает скучно. Он 
проводит обследования, выполняет общественные поручения, выходит на подхваты – 
и все-таки свободного времени остается много. Но что поделаешь, если рыбаки не 
желают и не умеют болеть, и – неслыханное вероломство! – легкие ранения 
перевязывают сами, подручными средствами. Хороших спортсменов на судне 
набралось столько, что хватило бы на сборную для целого города – разве такие 
ребята побегут жаловаться доктору на сердце, повышенное давление и 
переутомление? Была у Вити надежда на стариков, которым за тридцать. И что же? 
Александр Евгеньевич оказался боксером-перворазрядником, входившим в первую 
десятку на первенстве страны, а Коля Цирлин – мастером спорта по вольной борьбе.
 Лишь один я по долгу дружбы время от времени подбрасывал доктору кое-какую 
практику.
Есть у Вити еще одно горе: он полнеет. Его не утешает то, что в весе прибавляют 
все: отличное питание, работа и морской воздух делают свое дело. Витя 
переживает, что его повышенная упитанность может не заслужить высочайшего