отвратительную сырость. Несмотря на то, что калориферы не выключались, а 
иллюминаторы были задраены наглухо, к утру все простыни, подушки, одежда были 
совершенно сырыми. Впрочем, чего еще ожидать от моря, окруженного кольцом самых 
жарких на земле пустынь? Аравийская и Нубийская пустыни, Саудовская Аравия сами 
изнывают от зноя и охотно делятся излишками жары с расположенным между ними 
морем.
Как и все суда в Красном море, «Канопус» был вынужден пройти между Сциллой и 
Харибдой. Да, Одиссей был именно здесь, и прошу всех гомероведов отныне 
ссылаться на данную публикацию. Сциллой и Харибдой Гомер образно называл проход 
Абу-Али, расположенный между островами Абу-Али и островом Зукар, берега 
которого покрыты белым песком и посему могут быть легко приняты за воду. Проход 
Абу-Али очень узкий и коварный; не так давно это на своей шкуре испытал один 
итальянский транспорт. Снять его с камней до сих пор не удалось, но если вы 
хотите попробовать свои силы, сообщаю координаты: 14 градусов 01 минута 
северной широты, 42 градуса 50 минут восточной долготы. Будьте особенно 
осторожны во время прилива.

К Баб-эль-Мандебскому проливу Красное море резко сужается – наверное, в 
интересах путешественников, которые могут сразу видеть берега Эфиопии, Сомали, 
Йемена и Адена. Пожалуй, второго такого места на земном шаре нет.
Несколько слов о Баб-эль-Мандебском проливе. В буквальном переводе это звучит 
так: «Ворота скорби». Ученый мир расколот на две конкурирующие группы: одна 
доказывает, что «Воротами скорби» пролив назван из-за гибели в нем 
многочисленных судов: другая же группа считает такое объяснение антинаучным и 
выдвигает свое, полагая, что оно единственно правильное. Когда по ту сторону 
пролива умирал богатый араб, его тело стремились захоронить в Мекке. Покойник, 
погребенный в священной земле пророка Магомета, получал посмертный пропуск к 
прекрасным гуриям и прочим радостям мусульманского рая. Но родственникам 
разрешалось сопровождать тело только до пролива, далее же покойник следовал в 
обществе специально назначенных лиц. Поэтому пролив, где родственники, прощаясь,
 рыдали, и назван «Воротами скорби».
Лично я предлагаю третье объяснение и готов с суровым достоинством выслушать 
крики, которые поднимут по этому поводу мои оппоненты. Сколько бы специальных 
статей, докладов и книг ни опровергало мою точку зрения, я останусь неколебим. 
Дело в том, что в Баб-эль-Мандебский пролив я случайно уронил свою зажигалку, 
только что заправленную бензином и с двумя совершенно новыми кремнями. Это 
событие было для меня крайне прискорбным. Отсюда и «Ворота скорби».
Таково истинно научное наименование Баб-эль-Мандебского пролива.



ПЕРВЫЙ ТРАЛ

Как-то я читал в одном журнале статью. В ней писалось, что в океане очень много 
рыбы, просто чудовищно много. Автору не хватало слов, чтобы выразить свой 
восторг по этому поводу. Он приводил цифры, умножал их на свои догадки и делил 
на душу населения. На каждого приходилось что-то около миллиона тонн 
теоретической рыбы, и я решил, что на первое время мне хватит. Правда, уже 
тогда в мозгу мелькнула смутная догадка, что теоретическая рыба тем отличается 
от добытого удачливым московским рыболовом ерша размером с мундштук, что из нее 
не сваришь ухи. Но я, разумеется, не решился противопоставить это безграмотное 
предположение могучей эрудиции ученого экономиста.
Здесь, на «Канопусе», я понял, что ученый был прав. Рыбы в океане очень много. 
И если ее сгонять хворостиной к тралу, на котором висят транспаранты «Добро 
пожаловать», и если рыба примет это любезное приглашение, и если она окажется 
не медузой или скатом, и если трал счастливо минует многочисленные ловушки, 
заботливо подготовленные океаном на дне, тогда все в порядке.
«Канопус» нетерпеливо пересекал Красное море, подгоняемый оптимистическими 
радиограммами собратьев-траулеров, которые уже давно паслись в Аравийском море. 
Капитаны сообщали, что уловы по сорок—пятьдесят тонн в сутки, что рыба сама 
лезет в трал, скандаля, давясь и расталкивая друг друга локтями, – картина, 
которую может представить каждый побывавший в Центральном доме кино во время 
бесплатного просмотра. За спиной – две недели томительного перехода. Рыба! Все 
мысли только о рыбе! Она начало, середина и конец любого разговора, она хлеб 
насущный и возвышенная мечта рыбака, который на полгода покинул любимый город и 
любимую жену – а у рыбака жена обязательно любимая, иначе в море нельзя, – 
чтобы вернуться с честью. А это значит, что должна быть рыба. Сорок тонн на 
каждую из восьмидесяти душ населения «Канопуса». Причем не теоретических, а 
осязаемых на ощупь, радующих не воображение, а желудок.
Два часа ночи. В слип, с которого сейчас соскользнет в море сорокаметровая 
капроновая авоська, старший тралмастер Валерий Жигалев швыряет бутылку 
шампанского. Провожаемый долгими взглядами трал пошел вниз. Теперь шутки в 
сторону, лишнюю болтовню – отставить. Ожидание первого трала священно. Нам 
подмигивает Канопус, симпатичная звездочка из созвездия Арго. Это наш 
ангел-хранитель, который каждую ночь приходит поболеть за своего крестника, 
перекинуться парочкой-другой слов. Он очень красив, весь в радужных огоньках, 
точно стеклянный шарик на солнце, если смотреть на него в бинокль. А простым 
глазом – простая звезда, обыкновенный светлячок на небе. В жизни чаще бывает 
наоборот: я, во всяком случае, никогда не беру в театр бинокль: иные 
театральные звезды хорошо смотрятся издали.