стоял атлетически сложенный старший сержант с ниспадающим на лоб русым чубом – 
командир разведчиков, встреча с которым так заинтриговала меня несколько недель 
назад.
– Напугал, черт, – беззлобно выругался Виктор, вытирая рукавом гимнастёрки 
мокрое лицо. – Каким ветром занесло?
– И это всё, что я любил… – скептически осмотрев Виктора, продекламировал 
старший сержант. – Знаешь, на кого ты похож, сын мой? На вытащенную из грязного 
болота разочарованную в жизни курицу.
– Тебе бы с наше отшагать… – Виктор ощупал свои впавшие щеки и не без зависти 
спросил: – На велосипедах катаетесь, аристократы?
– Конечно, – подтвердил старший сержант, смеясь одними глазами. – Начальство 
тщательно следит, чтобы мы не натёрли себе мозоли. Но ты не подумай, что у нас 
нет трудностей. Иной раз доходит до того, что нам не подают в постель завтрак!
– Да ну? – изумился Виктор. – И в отхожее место небось на руках не носят?
– Сказать правду?
– Говори, чего там, всё равно расстроил.
– Не носят, – вздохнул старший сержант. – Ладно, кончай трёп, я за делом пришёл.
 Один мой гаврик шарапнул французские духи и выплеснул себе на рыло – теперь от 
него за версту разит. Отчислил ко всем чертям за глупость. Пойдёшь ко мне 
помощником?
– Ш-ш-ш! – Виктор отчаянно заморгал глазами, но было уже поздно: лежавший 
невдалеке на траве Чайкин-старший поднял голову.
– А ну, шагай отсюда, – с тихой угрозой проворчал он. – Тоже мне 
змей-искуситель нашёлся.
– Папе Чайкину – физкультпривет! – вежливо поклонился старший сержант. – Как 
наше драгоценное здоровьице? Головку не напекло? Что пишет из далёкого тыла 
уважаемая мадам Чайкина?
– Заворачивай оглобли, пока цел, – берясь за ремень, угрюмо посоветовал писарь.
 – Молокосос!
– Ай-ай-ай! – под общий смех старший сержант поцокал языком. – Все-таки напекло 
головку. Мерещится же такое – оглобли, молоко, родная деревня, сенокос… 
(Чайкин-старший начал решительно расстёгивать ремень.) Ухожу, папочка, ухожу. 
Не забудьте написать мадам, что после войны я приеду погостить на месяц-другой 
в вашу прекрасную семью. Но с одним условием – пироги!
Пока шла эта словесная дуэль, я не отрывал глаз, ел, пожирал взглядом старшего 
сержанта, и с каждой секундой все знакомее становилось его лицо, жесты, ловкая 
фигура. Кровь бросилась мне в голову. Защёлкал автомат памяти, и время 
понеслось назад… Товарный поезд, Федька, Гришка и Ленька… Мы барахтаемся, 
связанные одной верёвкой, а над нами стоит он, с голубыми навыкате глазами и 
русым чубом, и финка играет в его руке… И потом он, окровавленный, улыбается: 
«За вами, сеньоры мушкетёры, должок… Взыщу, не забуду…»
– Жук! – сдавленным голосом сказал я. – Жук! Старший сержант вздрогнул, и его 
весёлые голубые глаза посмотрели на меня с тревожным вопросом.
– Карточка знакомая, – проговорил он. – Встречались в море житейском?
– Встречались, Жук, – облизнув пересохшие губы, подтвердил я. – Чуть было до 
Испании не доплыли.
– Вот так штука! – Жук шагнул ко мне, и глаза его потемнели. – Сеньор Атос, 
если не ошибаюсь?
– Арамис, – поправил я. – Здравствуй, Жук.
– Мыла нажрались, – предположил Виктор, с недоумением слушавший наш разговор. – 
Петька, за что это тебя мой Полунин в насекомые произвёл? Хочешь, загоню его на 
кухню котлы драить?
– И это воспитатель, отец командир, – Жук покачал головой. – Ты, Чайкин-младший,
 не уловил прекрасных чувств, охвативших старых друзей. Иди ставь холодный 
компресс папе, а сеньора Арамиса я увожу. Можешь сообщить господину де Тревилю, 
что его мушкетёр сидит у разведчиков, вон у того овражка, рядом со штабом. 
Вопросы?
– Точно, нажрались мыла, – уверенно сказал Виктор и крикнул вслед: – Мишка, 
следи за подъёмом!

Разведчики – их было человек десять – дремали, лёжа на разогретой солнцем траве.
 Я смотрел на них почтительно, даже с трепетом, потому что о разведчиках в 
полку рассказывали немало легенд. Говорили, что они отчаянные и бесшабашные 
ребята, не признающие никаких авторитетов, кроме Петьки Савельева и, конечно, 
Локтева, личную гвардию которого они составляли. О самом Савельеве ходили слухи,
 что он приволок на своих плечах десятка три «языков» и давно уже был бы Героем,
 если бы не какая-то тёмная история, из-за которой он угодил в штрафбат. 
Рассказывали, что Савельев подбирает людей в разведку по своему образу и 
подобию, и вокруг него собралась такая компания сорвиголов, с которой лучше 
жить в мире.
Мы уселись в сторонке. Жук нарезал кинжалом хлеб и колбасу, выложил несколько 
плиток трофейного шоколада и наполнил вином из фляжки алюминиевые стаканчики. Я 
выпил самую малость – после первого в моей практике бокала вина, которым 
угостил нас с Володей Сергей Тимофеевич, у меня долго болела голова – и 
рассказал Жуку всё, что читатель уже знает. Жук внимательно слушал и, когда я 
кончил, долго молчал.
– К Железнову я присматривался, Ряшенцев рекомендовал, – наконец проговорил он.
 – Думал взять парня к себе… Да, смешная штука – жизнь. Знаешь ли ты, сеньор 
Арамис, разделяющий сейчас со мной эту скромную трапезу, что я когда-то намечал 
для нас совсем другую встречу? Но Жук исчез, сгорел вместе с архивом