Стоя вдоль дороги, на пленных молча смотрели местные жители. Многие плакали.
– Отольются кошке мышкины слёзки, – сурово произнёс кто-то.
– Повезло фрицам, хоть живы останутся.
Послышался крик – одна женщина подбежала к колонне и забилась на груди у 
мордастого, огненно-рыжего солдата.
– Брат, – разобравшись, пояснил нам конвойный и похлопал женщину по плечу: – Не 
ори, вернётся твой Ганс, или как там его, пусть только мой Смоленск отстроит, 
как было до войны. Любил кататься – люби и саночки возить.
И всё равно тягостное зрелище – пленные. Да будут прокляты фашисты с оружием в 
руках, звери, уничтожившие миллионы людей! Им, не немецкому народу, а 
гитлеровским головорезам, умертвлявшим в душегубках, сжигавшим живьём женщин и 
детей, мы никогда не простим и не забудем. Передадим нашу ненависть в генах, в 
десятом поколении – не простим.
А пленных было жалко. Не всех, конечно, а тех, у кого были несчастные 
человеческие лица.
Хорошо это или плохо – что мы отходчивый народ?
Сергей Тимофеевич пришёл к нам радостно возбуждённый.
– Получил весточку от Тихомирова! – сообщил он. – Серёжа пишет, что 
рассчитывает месяца через два встретиться со мной – рана заживает. «На старости 
я сызнова живу, минувшее проходит предо мною». Володя, ты мой амулет, твоя 
близость приносит мне удачу!
– А моя? – ревниво спросил я.
– И твоя! – засмеялся Сергей Тимофеевич. – Эх, Серёжа, Серёжа, думал ли я, что 
тебя увижу?
Сергей Тимофеевич был счастлив, и мы искренне его поздравляли.
– Утром допрашивал фельдфебеля, – рассказал он. – Отпетый нацист, убеждённый в 
превосходстве арийцев и в их исторической миссии. Пытался меня убедить, что по 
числу гениев на душу населения Германия стоит на первом месте. Пришлось взять в 
руки карандаш и доказать, что Россия, англосаксы и французы нисколько не 
уступают немцам по этому показателю, а если Германия в чём-то и превосходит их, 
то лишь в одном: по числу великих учёных и деятелей искусства, изгнанных из 
страны за время фашистской диктатуры. Отвёл я душу на этом учёном фельдфебеле!
– Какой у вас размер ноги, Сергей Тимофеевич? – подмигнув мне, спросил Володя.
– Сорок первый. А что?
– Примерьте, пожалуйста, – сказал я, доставая из вещмешка отличные хромовые 
сапоги.
– Вот спасибо! – поблагодарил Сергей Тимофеевич и озабоченно спросил: – 
Надеюсь…
– Все в порядке, – успокоил Володя. – Мишка на чернобурку выменял, носите на 
здоровье.
– На чернобурку? – засмеялся Сергей Тимофеевич.
История действительно была забавная. В подвале полуразрушенного дома мы с 
Митрофановым обнаружили бочку мочёных яблок. Наполнив два эмалированных ведра, 
мы отправились угощать ребят, не забывая и себя – всю дорогу наши челюсти 
энергично работали. Навстречу нам шло несколько солдат. Один из них, набросив 
на плечи роскошную чернобурку, под смех приятелей кокетливо поводил бёдрами. 
Увидев в наших руках столь редкостное лакомство, ребята остановились.

– На шарап! – предложил владелец чернобурки. – Налетай, славяне!
– Я тебе налечу! – грозно пообещал Митрофанов. – Лично для товарища Ряшенцева 
несём, понял?
– Дай хоть погрызть, скареда!
– Локти грызи, – посоветовал Митрофанов.
После длительного торга чернобурка оказалась на моих плечах, а одно ведро с 
яблоками перекочевало к её бывшему хозяину. При виде чернобурки все встречные 
хохотали, а я паясничал вовсю, чрезвычайно довольный производимым впечатлением. 
И тут мы столкнулись с командиром второй роты лейтенантом Кулебяко, который 
галантно вёл под руку красавицу медсестру Танюшу и рассыпался перед ней мелким 
бесом. Под мышкой у Кулебяко были только что полученные в военторге хромовые 
сапоги. Как и следовало ожидать, Танюша всплеснула руками, и на её прекрасном 
лице так явственно отразились переживаемые ею чувства, что Кулебяко мгновенно 
сообразил, какого козырного туза он может заполучить.
– Чернобурка? – поманив меня рукой, спросил Кулебяко. – Гм… смотри, Танюша, 
нашей выделки, в Россию возвращается награбленное фрицами имущество.
– Так точно, возвращается, товарищ гвардии лейтенант! – поддержал я.
– Для кого она у тебя?
– Для невесты, товарищ гвардии лейтенант! Танюшины глаза метнули молнии, и 
Кулебяко перешёл к делу:
– Махнём не глядя? Даю парабеллум с тремя обоймами.
– Моя невеста штатская, товарищ гвардии…
– Оставь… – Кулебяко поморщился. – Хочешь портсигар-зажигалку?
– Моя невеста не курит, товарищ…
– Тьфу, заладил! – обозлился Кулебяко. – Учти, с чернобуркой не отпущу. Чего за 
неё хочешь?
– Сапоги… – глядя в сторону, шепнул Митрофанов.
– Моей невесте нужны сапоги, – доверительно сообщил я и, предупреждая вопрос, 
добавил: – У неё большая нога, с портянкой будет как раз.
Кулебяко побагровел, но глаза Танюши были столь красноречивы, что африканский 
обмен состоялся, к взаимному удовлетворению.
Сергей Тимофеевич натянул сапоги и любовался ими, улыбаясь.