– Отдай автомат! – заорал я. – Отдай!
На крик вбежали Юра Беленький и Владик Регинин. Быстро оценив ситуацию, Юра 
ухмыльнулся.
– Погоди, сейчас разберёмся, – успокоил он меня. – Это твой автомат?
– Мой!

– Слышишь? – возмущённо сказал Юра насмерть перепуганному немцу. – Миша врать 
не будет, отдай ему автомат, а сам подними ручки кверху. Хенде хох, сволочь!
Немец пытался поднять руки, но снова потерял сознание.
– Ещё немножко, и я сам бы отобрал, – осознав глупость ситуации, сообщил я.
– Не беспокойся, – ядовито проговорил Юра, похлопав меня по плечу, – мы люди 
свои, трепаться не будем, за пределы полка не выйдет!
В блиндаж ввалились потный и довольный Ряшенцев, Володя и Чайкины. Рана у 
Виктора оказалась пустяковой, кость не была задета, и отец бинтовал руку сына, 
ругая его на чём свет стоит. Виктор послушно поддакивал, исподтишка нам 
подмигивая.
– Наше дело сделано, подождём танков, – весело сказал Ряшенцев, садясь за стол,
 – Жив, трижды обстрелянный?
– Меня спас! – засмеялся Володя, подбрасывая на руке «вальтер». – Эх!.. – 
Володя бережно взял в руки покрытый блестящим перламутром аккордеон. – 
Достанется же кому-то музыка… Уж давно умолкли танки, а тако-ого не забыть, и с 
тех пор на ту поля-янку ходит девушка грустить… Не переправились обозники, дал 
бы кому-нибудь на сохранение… Часто та-ам она-а встречает утра розовый рассвет, 
речь танкиста вспо-оминает…
– Не расстраивайся, брось его, – посоветовал Ряшенцев. – Степан Петрович, 
немец-то живой, посмотри его. Немецкий знаешь, Полунин?
– Я английский в школе учил.
– Жаль, я тоже не очень… – покачал головой Ряшенцев и спросил немца, которому 
Чайкин-старший перебинтовывал голову: – Гитлер капут, значит?
– Капут, капут, – охотно поддержал немец. – Их бин арбейтер.
– Знаем мы таких рабочих, – с усмешкой сказал Володя. – Ладно, можешь не класть 
в штаны, никто тебя шлёпать не будет.
– Везучий немец, доживёт до конца. – Юра сплюнул. – А ну покажи.
Вконец расстроенный, я протянул ему свой автомат, из которого, как легко было 
понять, мне так и не удалось сделать ни единого выстрела: затвор покорёжило 
осколком, а другой осколок ухитрился закупорить ствол.
– Да, тринадцатой зарубке не бывать, – с искренним соболезнованием проговорил 
Юра и похлопал меня по плечу. – Все равно молодец, отстоял своё оружие в борьбе 
с полудохлым фрицем!
Тщетно я подмигивал и корчил умоляющие рожи – Юра уже вошёл в роль.
– Вбегаем мы с Владиком в блиндаж, а он кричит: «Отдай автомат, он на меня 
записан, спроси у гвардии ефрейтора товарища Чайкина! Это, – кричит, – 
настоящее воровство – чужие автоматы хватать. Креста, – кричит, – на тебе нет!»
– Враньё все это, не верьте ему! – вспылил я.
– Враньё? – страшно обиделся Беленький. – Отродясь не врал, Владик свидетель. 
Фриц, было такое?
Держась обеими руками за голову, немец послушно пробормотал что-то вроде 
«Гитлер капут». Юра удовлетворённо кивнул и поплел такое, что в блиндаже стоял 
сплошной рёв. В дальнейшем эта история, обрастая новыми измышлениями, 
распространилась, но и я не остался в долгу: через несколько дней мне удалось 
отплатить младшему сержанту Беленькому той же монетой.
– Не расстраивайся, – вытирая слезы, сказал Ряшенцев. – Витя, отдай ему свой 
автомат, пусть таскает, пока твоя рука не заживёт. С пистолетом повоюешь.
– Вот спасибо! – обрадовался я. – И рожки тоже.
– Может, и штаны тебе отдать? – проворчал Виктор, отдавая всё-таки рожки. – 
Учти, он у меня пристрелянный, шкуру спущу!
– Есть учесть насчёт шкуры! – вытянулся я.
– Тише, – Ряшенцев прислушался. – Рыбалко пошёл, ребята!
Мы выскочили из блиндажа. Через Нейсе по понтонному мосту переправлялись танки. 
Один за другим они сползали на берег и с рёвом устремлялись вперёд.
– Теперь и дальше наступать можно, – весело произнёс Ряшенцев и побежал к 
Макарову за распоряжениями.
Подошёл Митрофанов. Лицо его кривилось.
– Пашку Соломина убило. На мине подорвался…
Так вот чей предсмертный крик я слышал, когда бежал за Володей! Мне снова стало 
зябко. Бедный Пашка, он так гордился тем, что оказался лучшим стрелком роты… 
Обидно погибнуть в первом же бою…
– Тебя ранило? – обеспокоенно спросил Митрофанов, показывая на небольшое 
кровавое пятно, расплывшееся у колена.
– Пустяки, – небрежно сказал я. – Ударился о ствол пулемёта. Не о чём говорить.
– Держи, Мишка!
Володя протянул мне длинный кинжал в коричневых ножнах с витиеватой готической 
надписью на клинке: «Дойчланд юбер аллее».
– Спасибо, Володя! Между прочим, меня слегка царапнуло.
Володя мельком взглянул на ссадину.
– До свадьбы заживёт. Так не забывай, что, кроме автомата, у тебя есть кинжал и 
лопатка, И держись меня, скоро начнётся.
– Как начнётся? – удивился я. – А сейчас что было?
– Настоящего ещё не было, – Володя улыбнулся. – Настоящее, Мишка, будет малость 
посерьёзнее. Пока время есть – давай покурим.