|
вздохи по поводу наших непролазных российских дорог. Говорили, что Гитлер
понастроил много таких магистралей, чтобы свободно маневрировать войсками: по
такой дороге машины могли мчаться, наверное, в шесть-восемь рядов! Ещё говорили,
что бетон для этих толстых блоков замешивали на патоке, и поэтому он приобрёл
небывалую твёрдость – на века.
– Автострада Бреслау – Берлин, – с гордостью сказал Ряшенцев. – Вот куда мы
притопали!
– Эх, к нам бы её перенести, на Псковщину!
– Коров к водопою гнать?
– Дурья голова, тракторист я. Мотор садится, пока из грязи выкарабкаешься.
– Я б такую в музее выставил, чтоб в чувяках по ней ходили!
– Не зевай!
Мимо нас с рёвом промчалось десятка два танков.
До сих пор я видел их только в кино – горячо любимые всем народом, воспетые
поэтами, легендарные тридцатьчетверки. На башнях танков белели обжигающие
надписи: «Даёшь Берлин!»
– А чего удивляетесь? Дорога-то на Берлин идёт!
– Вот тебе и тайна – у маршала, говорит, спроси!
Митя Коробов и Митрофанов, придерживая сапёрные лопатки, лихо пустились
вприсядку. Володя, притопывая, бренчал на гитаре «Яблочко».
– Воздух!
Мы посыпались в кювет. Ездовые, ругаясь, волокли к обочине лошадей. А над
автострадой, осыпая бетон градом пуль, стремительно пронеслись два истребителя.
Дико заржала простреленная лошадь, заметались, волоча за собой повозки, и
другие.
– Наши летят! – восторженно закричал кто-то.
– Влепит рикошетом, лежи! – Володя придавил мои плечи к земле.
Обстрел прекратился, и мы вскочили на ноги, во все глаза глядя на воздушный бой,
эту головокружительную карусель, игру со смертью на высоте тысячи метров.
– Так их!
– Знай наших!
Один истребитель с чёрными крестами врезался в землю, а из другого повалил дым.
– Не выходить!
Вынырнувший из-за леса «ястребок» садился прямо на автостраду. Он промчался над
нами, выпустил шасси и опустился далеко впереди колонны. Потом мы узнали, что
наши лётчики не раз использовали автостраду с её идеальным покрытием для взлёта
и посадки – ведь многие аэродромы немцы при отступлении уничтожили.
– Командирам взводов доложить о потерях!
– Командирам рот доложить о потерях!
– Командиры батальонов – в голову колонны!
– Нашему брату солдату лучше, – комментировал эту беготню Володя. – Отцы
командиры иной раз только и делают, что снуют, как челноки, туда и обратно,
подмётки стёсывают. То доложи, это доложи… Несогласный я быть офицером: Кузин
каши объелся и дыхнуть не может – отвечай; гимнастёрку Мишкину словно корова
жевала – тебя кроют; у Митрофанова мотня завсегда расстёгнута – ты виноват. Нет,
откажусь командовать, разве что сразу генерала дадут.
– Может, на полковника согласишься? – наводя порядок в своём туалете, съязвил
Митрофанов.
– А чего, соглашусь. Хотя бы для того, чтоб тебя суток на тридцать на губу
упечь. Почему патронташ раскрыт? Покажи карабин… Ну и ну! На привале всем
оружие чистить – проверю!
– Пораспущались, понимаете! – засмеялся Виктор Чайкин. – У тебя какой рост,
Митрофанов?
– Метр шестьдесят, а что?
– А то, что недомерков велено списывать в похоронную команду. В гвардии все
должны быть орлы-герои – от метра семьдесят и выше.
– Товарищ сержант… – заныл Митрофанов.
– Вот ежели дашь слово подрасти…
– Честное пионерское! – поняв игру, воскликнул Митрофанов.
Мы шли и шли, а нас обгоняли танки с автоматчиками, самоходки, тягачи с пушками,
машины с боеприпасами, «виллисы» с начальством – замечательное зрелище для
советского солдата, радующее глаза и душу. Фашисты в небе больше не появлялись,
мелькали только самолёты с красными звёздами, и лейтенант Ряшенцев, воюющий уже
три года, рассказывал нам о том периоде войны, когда все было наоборот: и танки
шли на восток, и в небе хозяйничали «мессеры» и «юнкерсы». Мы слушали, не
перебивая, печальный рассказ лейтенанта о пылающих городах и сёлах, о погибших
под гусеницами немецких танков товарищах, о знаменитом приказе «Ни шагу назад»
– рассказ о трагедии, подготовившей наш сегодняшний марш по автостраде Бреслау
– Берлин.
Командир роты нам пришёлся по душе. Этот простой, без всякой рисовки человек
лет тридцати, бывший слесарь-лекальщик Горьковского автозавода, стал офицером
лишь полгода назад. Об ордене Красного Знамени, который носил Ряшенцев, говорят,
писали в газете «Известия»: осколок, летевший в сердце, попал в орден и отсек
нижнюю его половину. Командарм, узнав об этом случае, лично поздравил Ряшенцева
и сказал перед строем:
– На твоём, Ряшенцев, примере ясно, что быть храбрым не только почётно, но и
выгодно. Вот если бы ты не сбросил немцев с той высоты у Вислы, а просто
закрепился на ней, я бы тебе дал от силы «Отечественную войну» второй степени.
А ты сбросил и честно заработал «Красное Знамя», которое вполне закономерно
спасло твою жизнь. Дай я тебя, лейтенант, поцелую!
|
|