вздохи по поводу наших непролазных российских дорог. Говорили, что Гитлер 
понастроил много таких магистралей, чтобы свободно маневрировать войсками: по 
такой дороге машины могли мчаться, наверное, в шесть-восемь рядов! Ещё говорили,
 что бетон для этих толстых блоков замешивали на патоке, и поэтому он приобрёл 
небывалую твёрдость – на века.
– Автострада Бреслау – Берлин, – с гордостью сказал Ряшенцев. – Вот куда мы 
притопали!
– Эх, к нам бы её перенести, на Псковщину!
– Коров к водопою гнать?
– Дурья голова, тракторист я. Мотор садится, пока из грязи выкарабкаешься.
– Я б такую в музее выставил, чтоб в чувяках по ней ходили!
– Не зевай!
Мимо нас с рёвом промчалось десятка два танков.
До сих пор я видел их только в кино – горячо любимые всем народом, воспетые 
поэтами, легендарные тридцатьчетверки. На башнях танков белели обжигающие 
надписи: «Даёшь Берлин!»
– А чего удивляетесь? Дорога-то на Берлин идёт!
– Вот тебе и тайна – у маршала, говорит, спроси!
Митя Коробов и Митрофанов, придерживая сапёрные лопатки, лихо пустились 
вприсядку. Володя, притопывая, бренчал на гитаре «Яблочко».
– Воздух!
Мы посыпались в кювет. Ездовые, ругаясь, волокли к обочине лошадей. А над 
автострадой, осыпая бетон градом пуль, стремительно пронеслись два истребителя. 
Дико заржала простреленная лошадь, заметались, волоча за собой повозки, и 
другие.
– Наши летят! – восторженно закричал кто-то.
– Влепит рикошетом, лежи! – Володя придавил мои плечи к земле.
Обстрел прекратился, и мы вскочили на ноги, во все глаза глядя на воздушный бой,
 эту головокружительную карусель, игру со смертью на высоте тысячи метров.
– Так их!
– Знай наших!
Один истребитель с чёрными крестами врезался в землю, а из другого повалил дым.
– Не выходить!
Вынырнувший из-за леса «ястребок» садился прямо на автостраду. Он промчался над 
нами, выпустил шасси и опустился далеко впереди колонны. Потом мы узнали, что 
наши лётчики не раз использовали автостраду с её идеальным покрытием для взлёта 
и посадки – ведь многие аэродромы немцы при отступлении уничтожили.
– Командирам взводов доложить о потерях!
– Командирам рот доложить о потерях!
– Командиры батальонов – в голову колонны!
– Нашему брату солдату лучше, – комментировал эту беготню Володя. – Отцы 
командиры иной раз только и делают, что снуют, как челноки, туда и обратно, 
подмётки стёсывают. То доложи, это доложи… Несогласный я быть офицером: Кузин 
каши объелся и дыхнуть не может – отвечай; гимнастёрку Мишкину словно корова 
жевала – тебя кроют; у Митрофанова мотня завсегда расстёгнута – ты виноват. Нет,
 откажусь командовать, разве что сразу генерала дадут.
– Может, на полковника согласишься? – наводя порядок в своём туалете, съязвил 
Митрофанов.
– А чего, соглашусь. Хотя бы для того, чтоб тебя суток на тридцать на губу 
упечь. Почему патронташ раскрыт? Покажи карабин… Ну и ну! На привале всем 
оружие чистить – проверю!
– Пораспущались, понимаете! – засмеялся Виктор Чайкин. – У тебя какой рост, 
Митрофанов?
– Метр шестьдесят, а что?
– А то, что недомерков велено списывать в похоронную команду. В гвардии все 
должны быть орлы-герои – от метра семьдесят и выше.
– Товарищ сержант… – заныл Митрофанов.
– Вот ежели дашь слово подрасти…
– Честное пионерское! – поняв игру, воскликнул Митрофанов.
Мы шли и шли, а нас обгоняли танки с автоматчиками, самоходки, тягачи с пушками,
 машины с боеприпасами, «виллисы» с начальством – замечательное зрелище для 
советского солдата, радующее глаза и душу. Фашисты в небе больше не появлялись, 
мелькали только самолёты с красными звёздами, и лейтенант Ряшенцев, воюющий уже 
три года, рассказывал нам о том периоде войны, когда все было наоборот: и танки 
шли на восток, и в небе хозяйничали «мессеры» и «юнкерсы». Мы слушали, не 
перебивая, печальный рассказ лейтенанта о пылающих городах и сёлах, о погибших 
под гусеницами немецких танков товарищах, о знаменитом приказе «Ни шагу назад» 
– рассказ о трагедии, подготовившей наш сегодняшний марш по автостраде Бреслау 
– Берлин.
Командир роты нам пришёлся по душе. Этот простой, без всякой рисовки человек 
лет тридцати, бывший слесарь-лекальщик Горьковского автозавода, стал офицером 
лишь полгода назад. Об ордене Красного Знамени, который носил Ряшенцев, говорят,
 писали в газете «Известия»: осколок, летевший в сердце, попал в орден и отсек 
нижнюю его половину. Командарм, узнав об этом случае, лично поздравил Ряшенцева 
и сказал перед строем:
– На твоём, Ряшенцев, примере ясно, что быть храбрым не только почётно, но и 
выгодно. Вот если бы ты не сбросил немцев с той высоты у Вислы, а просто 
закрепился на ней, я бы тебе дал от силы «Отечественную войну» второй степени. 
А ты сбросил и честно заработал «Красное Знамя», которое вполне закономерно 
спасло твою жизнь. Дай я тебя, лейтенант, поцелую!