руку.
– Ага, – краснея, басом соврал Сашка.
– Легко?
– Так, царапина… Подошла и наша очередь.
– Здравия желаем, товарищ майор!
– Садитесь. Докладывайте.
Мы докладывали долго. Худое и чёрное от недосыпания лицо майора изображало 
нетерпение.
– Ясно. Ещё двадцать шестой не берём, о двадцать восьмом и говорить нечего. 
Учитесь?
– Так точно. Закончили семь классов.
– Учитесь дальше. Придёт время – позовём. Идите.
– Товарищ майор!..
– Крругом…
– Товарищ…
– Марш!
Мы с Сашкой вышли на крыльцо и закурили, не глядя друг на друга.



ЛЮБОВЬ В ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ

Если бы я написал, что всю войну мальчишки жили только войной, вы бы мне всё 
равно не поверили.
Любовь неумолимо пробилась в наше существование. Какое дело ей было до хлебных 
карточек, поношенной одежды и промёрзших, нетопленных клетушек! Пришло время – 
и этим сказано все: кратер проснувшегося вулкана пробкой не закроешь. И в войну 
любили так же, как любили десять, сто и тысячу лет назад: вздыхали, томились, 
замирали от счастья и страдали. Только подарки были куда скромнее, чем в мирное 
время, да испытаний на любовь обрушивалось больше: война есть война, в башню из 
слоновой кости от неё не уйдёшь.
Поначалу нас с Сашкой вполне удовлетворяла теория: мы восхищались тургеневскими 
феями, затаив дыхание следили за похождениями роковых красавиц Бальзака и чуть 
не рехнулись от «Крейцеровой сонаты». Она произвела в неподготовленных мозгах 
такую чудовищную сумятицу, что мы легко и быстро стали циниками. Давно пройдя 
через период «аистов и капусты» и нашпиговавшись всевозможными сведениями на 
уже незапретную тему, мы щеголяли друг перед другом 
снисходительно-презрительным отношением к противоположному полу.
Но в то же время нас оскорбляла и волновала неожиданно возникшая зависимость от 
соседской дочери Таньки, редкостной тупицы, просидевшей по два года в шестом и 
седьмом классах. Танька, голова которой решительно отказывалась воспринимать 
факт вращения Земли вокруг Солнца, Танька, от сочинений которой поседела 
преподавательница русского языка, – эта самая Танька великолепно усвоила, что у 
неё соблазнительные ноги. С жестокостью подростков мы отпускали по её адресу 
самые язвительные замечания, но превращались в соляные столбы, когда она 
шествовала по коридору в небрежно запахнутом халатике. Это было унизительно, мы 
злились на свою природу и тайком вздыхали, когда мать за раннюю опытность била 
Таньку смертным боем. Из Таньки мы сделали обобщение – «все они такие!», и жить 
стало проще, как всегда получается у людей, жизненная философия которых 
основана на примитивных и доступных формулах. Так мы превратились – на словах – 
в убеждённых циников, хотя в глубине души были сильно смущены. Видимо, мы 
догадывались, что цинизм наш от незнания, как и у всех наших сверстников, 
многие из которых впоследствии снова стали циниками – на этот раз от избытка 
знания.
Как бы то ни было, хворост высох – к нему достаточно было поднести спичку.
Однажды я заметил, что Сашка держит себя как-то странно: часто задумывается, 
невпопад отвечает, вечерами куда-то исчезает. Когда я спрашивал, почему он 
ведёт себя как пыльным мешком из-за угла ударенный, Сашка краснел, мычал что-то 
невразумительнее и шмыгал носом. Наконец я прижал его к стенке, и тихим голосом,
 пряча поглупевшие глаза, он поведал мне о своей неслыханной удаче. Оказывается,
 он влюбился в лучшее украшение нашей планеты и смеет надеяться, что оным 
украшением любим. Надя не только красавица: она хорошо поёт, играет в волейбол 
и, главное, на редкость умна.
– Не та ли самая Надька, что за десятую школу играла? – не веря своим ушам и 
припоминая длинную дылду с крысиными хвостиками-косичками, спросил я.
Сашка подтвердил, что та самая. Я пожалел друга и пошёл с ним на смотрины, до 
самого конца надеясь, что он меня разыгрывает. Не тут-то было: при виде Надьки 
Сашкины глаза затопились елеем, а губы растянулись в сладчайшую улыбку. Затем 
он полез в карман и выложил на краешек стола завёрнутые в тетрадный лист 
кусочки рафинада – подношение, смею вас заверить, требующее куда больших жертв, 
чем нынешняя коробка конфет.
– Снова чай не пил? – сердито спросила польщённая Надька. – Забери немедленно!
– Сахар необходим для работы мозга перед экзаменами, – нежно проворковал Сашка.
 – У меня ещё есть.
Зная, как Сашка любит сахар и мечтает нахрустеться им до отвала, я понял, что 
мой друг здорово влип. Боясь его обидеть, я просидел с ним у Надьки весь вечер, 
со скрежетом зубовным прослушал в её исполнении десяток песен и вдрызг с ней 
разругался, когда она безапелляционно заявила, что мамонтов никогда не было.
– А «Борьбу за огонь» ты читала? – спросил я.
– Стану я читать всякую ерунду! – ответила она.