людей пришлось спускать быстро и с большим риском, потому что огонь подбирался 
к лоджии и вот-вот мог на неё вырваться.
Так оно и случилось. Но в тот момент, когда вспыхнула дверь и пламя хлестнуло 
по лоджии, на ней уже никого не было: Николай и Юрий поднимались на 16-й.
Но спускать оказавшихся там людей вниз уже не было никакой возможности: 15-й 
этаж отсекло огнём, цепочка штурмовых лестниц разорвалась – одно её звено вышло 
из строя.

Сегодня мне снова удалось свести друзей вместе. И всего, что происходило на 
высотке до сих пор, меня наиболее заинтересовало «разорванное звено», и мне 
хотелось, чтобы Николай и Юрий в живом разговоре дополняли друг друга.
– На 16-м было семь человек, – припомнил Николай, – трое мужчин, две женщины и 
два мальчика.
– Мальчик и девочка, – поправил Юрий. – Как звали мальчика, забыл, а девочку, 
помню, звали Майя.
– Да, мальчик и девочка, – согласился Николай. – Оба в брючках, лица от дыма 
чумазые, да и темно, не различишь… Здесь было полегче, чем на 15-м, но не на 
много, уж очень из коридора дым валил. А что самое худшее, руку Юре сильно 
помяло: на неё мужик всей тяжестью наступил, когда Юра его с 15-го спускал.
– Ничего страшного, – Юрий невольно пошевелил кистью, – через недели две 
повязку снял.
– То через две недели, – сказал Николай. – А тогда физиономия у тебя была 
малость перекошена.
– Зато ты со своим разбитым носом был хорош, – усмехнулся Юрий. И пояснил: – 
Женщина каблучком шпилькой задела, когда Коля её спускал. Но ты, Ольга, 
разорилась на кофе с пирожными не для того, чтобы узнать эти малоинтересные 
факты. Значит, ситуация: вниз – нельзя, а что делать? Оставаться ведь тоже 
нельзя, вдруг прорвёт, как на 15-м? Коля долго думал, может, секунду, может, 
две, и надумал: «Будем спасать наверх». Я даже сначала не понял, переспросил, а 
потом честно проорал: «Коля, ты – гений!» Коля недовольно пробурчал, что это он 
и без меня знает…
– Ничего я такого не бурчал!
После небольшой перебранки друзья пришли к согласию, что рассказывать будет 
Николай.

Я поежилась – припомнила, что нас с Бубликом
тоже спасали наверх;
Бублику только кажется, что он это помнит, мне же, наверное, об этом не забыть 
никогда. Но нас поднимали на верёвке, мы были пассивны, а вот каково было 
подниматься им, по узенькой штурмовке, когда под ногами – бездна…

– Мы с Юрой решили, – начал Николай, – что раз у него уж так получилось с рукой,
 пусть лезет наверх, снизу работать тяжелее. Женщины первыми подниматься 
отказались, спасайте, говорят, наших детей, а один мужик, суетливый такой 
мордоворот, раскричался, чего, мол, уговариваете и время тратите, меня, говорит,
 за это время можно было поднять. Юра на него цыкнул, а потом придумал такую 
штуку: посадил себе на плечи мальчишку, тот обнял его руками и Юра с ним 
поднялся наверх, а потом спустился и взял девочку. Только она очень боялась и 
плакала, так мать сняла с себя платок, шаль точнее, и привязала дочку к Юре.
– Ты забыл сказать, что на семнадцатом двенадцать человек было, – напомнил Юрий.

– Считай, что сказал. А вот что я в самом деле забыл: к этому времени 
Уленшпигель свою цепочку до нашей дотянул, так что не пришлось больше разбивать 
перегородки из стеклоблоков на лоджиях, Уленшпигель с напарником Рожковым тоже 
своих клиентов наверх поднимали. Сколько у Володьки там было, не помнишь?
– Человек пять-шесть, – сказал Юрий. – Ему там тоже несладко пришлось, сама его 
пораспроси. Валяй дальше, Коля.
– Одну женщину я уговорил, помог ей встать на штурмовку и ноги переставлять со 
ступеньки на ступеньку, пока Юра её сверху не подхватил; а вторая, понимаешь, 
тоже была согласна, но всё время, хотя я ей запрещал, смотрела вниз и обмирала, 
а это очень опасно: вдруг на штурмовке – и в обморок? А она маленькая такая, 
как птичка, и я подумал, что сил у меня хватит: посадил, как ребёнка, на шею и 
вместе с ней поднялся… Ну а мужики сами полезли, пришлось только 
подстраховывать… Вот и всё о 16-м, а если тебя интересует психология, то такая 
деталь: тот самый мордоворот, который хотел первым спасаться, стал требовать, 
чтобы я его чемодан наверх поднял, какой-то, документ показывал, начальству 
грозился жаловаться. Попадаются же такие субъекты! Сказал бы ему, не будь при 
исполнении… Ладно. Итого нас на 17-м оказалось, считая Юру и меня, двадцать 
один человек, повернуться было трудно, и у Уленшпигеля через перегородку 
немногим меньше. Оставаться там было нельзя, дым так валил, что даже на свежем 
воздухе воздуха не хватало, мордоворот и о чемодане забыл, на штурмовку рвался.
– Погоди, – перебил Юрий, – не двадцать един, а двадцать два, ты про горничную 
забыл. Она к вам пулей на лоджию выскочила, очень кричала, не столько от ожогов,
 сколько от страха. Обожгло её не очень, колготки подпалила.
– Галя Макаренко, – улыбаясь, припомнила я. – Она и сейчас работает на 
семнадцатом, только не горничной, а дежурной по этажу. Она хвасталась, что 
прокатилась, как панночка у Гоголя, на шее у «красавчика пожарного». На твоей 
шее, Коля?
– На моей, – проворчал Николай, – я ведь ту, птичку-невеличку, снова на себе 
поднимал, и твоя панночка тоже умолила. Так в меня вцепилась, что через боёвку