некогда, полковник сразу поставил задачу… – Клевцов взял у Лёши штурмовку, 
ласково её погладил. – Две стальных тетивы, тринадцать деревянных ступенек да 
стальной зубастый крюк – вот и вся автоматика. Палочка-выручалочка! Длина 
четыре метра, вес десять килограммов – пушинка, а двоих на себе запросто держит,
 двести килограммов. Ребята, вы тряхнёте стариной или мне урок проводить?
В нескольких шагах от нас высилась бетонная громада высотки. С самого верха, из 
ресторана, доносилась музыка, откуда-то слышался женский смех, весёлые голоса; 
даже не верилось, что шесть лет назад здесь был ад. Я вспоминала своё, 
вживалась в обстановку, и меня охватывало волнение. Да и все вдруг посерьёзнели,
 даже Дима.
Клевцов взял штурмовку и подошёл к высотке.
– Начинал я, за мной поднимались Юра Кожухов и Володька. На первых четырёх 
лоджиях никого не оказалось, забрасываю штурмовку на пятую – это считая от 
крыши кинотеатра, а от земли двенадцатый этаж высотки… Значит, забрасываю – и 
слышу детские голоса. Дети!



2. Сережа Кудрявцев и тётя Шура

Удивительно переплетаются человеческие судьбы! Жили-были на свете два человека, 
самые обычные и простые, попроси их рассказать о своей жизни – пяти минут 
хватит. И вдруг волею случая дороги этих людей пересеклись, и возникло такое, 
чего простым и обычным никак не назовёшь. Как два неприметных, заурядных с виду 
камня: лежат себе годами, и внимания на них никто не обращает, а возьмёшь, 
ударишь один о другой – искры!
Ну, понятно, тысячу раз в романах было, в пьесах и поэмах, когда встречаются 
юные или даже не очень юные Ромео и Джульетта: ток из рук, любовь с первого или 
второго взгляда и всё последующее. Тут уже не просто искры, а пламя бывает, 
всепоглощающий огонь! Но наша история развивалась совсем по-иному, да и не 
могла иначе, потому что Сереже Кудрявцеву было тогда чуть за двадцать, полгода 
как из армии пришёл, а тёте Шуре шестьдесят с хвостиком; и то, что эти одинокие 
души потянулись друг к другу, в романтические схемы никак не укладывается.
Началось с того, что весенним вечером вёз таксист пассажиров, мужа и жену, 
которые куда-то сильно опаздывали, всю дорогу переругивались и подгоняли 
водителя, намекая на чаевые. И тут, проезжая пустынным переулком, водитель 
увидел, что с тротуара пытается встать пожилая женщина. «Гони! – протестовали 
пассажиры. – Пьяная, наверное!» Но водитель уже остановил машину, вышел, помог 
женщине встать и довёл её до крыльца. «Что с тобой, мамаша? – Оступилась, 
сыночек, езжай, спасибо тебе, дождусь кого-нибудь. – А далеко тебе? – Далеко, 
из гостей я, ты езжай, видишь, волнуются…»
Может, водитель так бы и поступил, если бы не увидел, что лицо женщины 
исказилось от боли. Ничего не говоря, подхватил её на руки, понес в машину и 
стал осторожно устраивать на переднее сиденье. Пассажирам бы выразить своё 
сочувствие или, на худой конец, смолчать, а они подняли крик: «Не имеешь права! 
Опаздываем! На подсадку берёшь без разрешения! За длинным рублём гоняешься!»
– Ну, и сволочи, думаю, – рассказывал мне Сережа, – и носит ведь земля таких. А 
ну, ору, вылезайте из машины, пока не вышвырнул! – И, улыбаясь, закончил: – 
Пошумели, но вылезли, портрет-то у меня разбойничий…
А для незнакомого с ним человека Сережа и в самом деле выглядит страшновато: 
нос у него перебит, ещё с детства.
Привёз Сережа тётю Шуру в домик на окраине, помог войти и собрался было уходить,
 но она уговорила его поставить чай и угоститься на дорогу пирожками. За чаем 
разговорились, и каждый рассказал за пять минут о своей жизни: тётя Шура о 
погибшем на войне муже и тогда ещё, в войну, умершей от скарлатины дочке, 
Сережа – о безрадостном сиротском детстве, о шофёрской службе в армии и 
общежитии, где сейчас живёт. Уехал, ночью работы было мало, а под утро 
спохватился, что не подумал врача к тёте Шуре вызвать, оставил одну в доме, 
беспомощную. Адреса он не записал, но цепкая шофёрская память привела его к 
этому дому: позвонил в поликлинику, вызвал врача, поставил чай, накормил…
– И она меня не отпускает, и сам я чувствую, что уходить не хочу, – рассказывал 
Сережа, – Матери-то я не помню…
Ушёл, потом снова проведать пришёл, снова и снова, а потом перевёз из общежития 
свой чемоданчик и живёт в том домике по сей день, скоро уже семь лет. Так 
обрела тётя Шура любящего сына, а он – мать. Когда я у них бываю, то отдыхаю 
душой: нужно видеть, как они заботятся друг о друге, смотрят друг на друга – 
будто снова боятся затеряться в этом огромном мире. Видела я любящих сыновей, 
но такого, как Сережа, – никогда.
А пассажиры, которых он высадил из машины, оказались людьми злопамятными. Через 
сутки Сережу вызвал директор таксопарка.
– Брал на подсадку женщину без разрешения пассажиров?
– Брал. Она…
– Пассажиров высадил?
– Да. Они…
– Крыл их, грозился силу применить?
– Да, потому что…
– Зайдёшь после смены, распишешься за строгач. На первый раз лишаю премии, а в 
следующий…
– А я ему говорю, что не распишусь, если не выслушаете, – рассказывал Сережа. – 
Ладно, махнул, давай, только по-быстрому. Ну, выслушал, подумал, вызвал