самый доверенный на свете, самый близкий друг. Это очень большая удача в жизни 
– иметь защищённый тыл…
Кожухов зашёл в кондитерский магазин и купил плитку шоколада – у Нины Ивановны 
день рождения. Вот престижная эта должность – старший диспетчер ЦППС, 
Центрального пункта пожарной связи? По обывательским представлениям – не очень, 
на троечку, а для нас Нина Ивановна – живая летопись пожарной охраны, её 
гордость. Сказать, что она знает город, это ничего не сказать: она, сидя за 
пультом, мысленно видит не только каждую улицу – каждый дом на этой улице, и 
ближайшую дорогу к нему подскажет, и с какой стороны лучше подъехать. Будто 
телевизор перед ней. Жаль, всё чаще болеет Нина Ивановна, всё труднее даётся ей 
двенадцатичасовая смена – слишком велико нервное напряжение. Даже молодые 
офицеры, проходившие у Нины Ивановны стажировку, а ныне сами севшие за пульт, 
откровенно признаются, что на пожаре им было куда легче: за смену здесь так 
умаешься, что хоть рубашку выжимай, голова распухает, ноги ватные…

Узнав, что в приёмной его дожидается корреспондент из газеты, Кожухов, минуя 
кабинет, прошёл к оперативникам, в штаб пожаротушения. К корреспондентам он 
относился с прохладцей – не потому, что недостаточно ценил силу прессы, а 
потому, что давным-давно не встречал публикаций проблемных, ставящих 
действительно важные для пожарной охраны вопросы. На газету работали и отличные 
журналисты, но они предпочитали писать либо экономические обозрения, либо о 
сельском хозяйстве, либо об искусстве; в УПО же корреспонденты приходили обычно 
для того, чтобы взять предновогоднее интервью об опасностях, связанных с ёлками 
(интервью на тему «Спасайся кто может!» – шутили в УПО), о противопожарных 
мероприятиях в жаркое лето, о спичках, которые следует прятать от детей, и 
прочее. Всё это, безусловно, полезно и даже необходимо, но куда нужнее 
познакомить общественность с действительно важными проблемами. В местной же 
газете, хотя в городе дислоцировался один из наиболее мощных в стране 
гарнизонов и Кожухов вправе был рассчитывать на доброжелательную поддержку 
прессы, за весь прошлый год, к примеру, пожарным посвятили три заметки: одну 
хвалебную и с фотографиями – к 8 Марта (девочки из 01 за работой) и две 
критические – о недостаточно быстром тушении мусора на свалках…
Из комнаты дежурных доносился смех. Здесь состыковались обе смены, отдежурившая 
и новая, и все подавали советы старшему лейтенанту Тарасенко, который, 
повернувшись к насмешникам спиной, ворковал в телефонную трубку: «А как 
Настенькина головка? А горлышко, а носик?» Тарасенко весь извёлся, так как 
Настенька, на которой он месяц назад женился, несколько раз подряд чихнула в 
трубку.
– Я знаю одного профессора, – сочувственно говорил Рагозин, – он специалист по 
горлышку и носику. Он ухогорлоносик.
– Бери, Петро, больничный по уходу за Настенькой, – советовал дежурный по 
городу Суходольский. – Или полковнику доложи, что у Настеньки тридцать шесть и 
девять с половиной, нужно спасать человека, полковник поймёт!
Тарасенко вздыхал. Он даже трёхдневный свадебный отпуск не отгулял – отозвали в 
связи с обстановкой, да ещё потом раз пять подменял заболевших, да ещё сутками 
за себя дежурил, так что от медового месяца остались одни лохмотья.
– Товарищи офицеры! Товарищ полковник, за истёкшие сутки происшествий в 
дежурных караулах не случилось. На вызовы выезжали…
– Спасибо, понял, дадите сводку.
– Есть, товарищ полковник!
– Накурили… – проворчал Кожухов. – Дымом от вас несёт, как… от пожарных. 
Открыть форточку, проветрить! Суходольский, где справка о травматизме с начала 
года?
– Не успел, товарищ полковник.
– В шахматы играл?
– Никак нет, с нуля до часу тридцати выселенный дом тушили, а потом по вашему 
приказанию готовил рапорт о боевой готовности по 3-й и 7-й частям.
– Закончил?
– Никак нет, това…
– Не уйдёшь домой, пока не положишь рапорт мне на стол. Нестеров, заберёшь у 
Суходольского материалы и подготовишь справку о травматизме. Чего вздыхаешь?
– Фильм о милиции вчера смотрел, товарищ полковник. Там оперативную группу 
показывали, вроде нашей, только они не справки пишут, а кофе пьют, журналы 
читают и ждут вызова.
– Завидно?
– Ещё как, товарищ полковник! Они на задание едут свеженькие, как огурчики с 
грядки, а мы – очумевшие от справок. Жена Рагозина жалуется, что он даже во сне 
кричит: «Гидранты, гидранты, гидранты!»
– Не по чину смел, Нестеров! Давно замечаний по службе не получал?
– Уже целую неделю, товарищ полковник!
Улыбаясь, Кожухов вышел. Оперативных дежурных он любил, это была его гвардия – 
отборные из отборных, как в милицейской группе захвата. Вместе со своим замом 
подполковником Чепуриным он годами следил за молодыми офицерами гарнизона, 
прокатывал их на всех режимах и лучших переводил в штаб пожаротушения.
А Нестеров-младший прав, писанины действительно слишком много, и не уменьшается 
она, как к тому призывают со всех трибун, а с каждым годом растёт. Бесчисленные 
справки, докладные, отчёты… Отовсюду требуют, каждая бумага порождает две новых,
 на них отвлекаются лучшие мозги, и растёт бумажное цунами, нахлестывает, и 
никто не знает, как его остановить…