ошеломляла в коридорах многих, уже закончилась, всё, что могло гореть, догорало,
 полыхало лишь в отдельных комнатах, двери в которые были открыты. Массивную 
дубовую дверь в лекторий я тоже быстро узнал, вернее, нащупал по затейливой 
резьбе, сделанной ребятами из студии народного творчества. В нижней части двери 
багровел прогар, который Лёша хорошенько зачернил: образуется дыра – весь дым 
из коридора пойдёт. Дверь взламывать не пришлось – открыли на стук.
Всё дальнейшее – а мы находились в лектории около семи минут, помню отчётливо. 
Прежде всего о самом помещении: заставленный рядами стульев зал площадью около 
сотни квадратных метров, четыре больших окна, выбитых, конечно; через оконные 
проёмы свищет ветер со снегом, а в стенной перегородке справа – сплошные 
прогары, вот-вот ворвётся пламя с дымом. Словом, на редкость опасная ситуация, 
а людей в самом деле человек двадцать, и эти люди с криками нас окружают.
Я к окну: пятидесятиметровка работает далеко, других автолестниц не вижу. 
Мгновенно решаю: будем спускать людей по спасательным верёвкам. Их у нас две 
штуки: Лёша – человек запасливый, чего он только не припрятал в багажнике 
«Волги». Длина верёвки двадцать пять метров, часть её уйдёт на «кресло», значит,
 оставшейся длины хватит до третьего этажа. Следовательно, там должны быть 
пожарные, которые примут людей с верёвок и поведут вниз. Соединяюсь с Рагозиным 
по штабному каналу связи, получаю его заверения, что всё будет немедленно 
сделано, и неузнаваемым даже для самого себя голосом ору: «Мол-чать! Слушать 
мою команду!»
И объясняю, коротко и чётко, что собираюсь делать.
Поразительная вещь: как по-разному ведут себя люди перед лицом смертельной 
опасности! Казалось бы, всем одинаково жить хочется, особенно в пожар – уж 
очень это больно и страшно – умереть от огня, от одной этой чудовищной мысли 
люди на глазах седеют, а ведут себя по-разному!
Я много раз наблюдал эту картину – и никакой закономерности не нашёл. Иногда 
лучше ведут себя женщины, иногда мужчины. Точно знаю одно: труднее всего во 
время спасательных работ с теми, с кем обычно трудно в обыденной жизни – с 
закоренелыми эгоистами, с людьми, которые ради собственной выгоды и спокойствие 
не пошевельнут пальцем, чтобы облегчить чужую беду. Мы уже давно усвоили: 
плохого человека спасать очень трудно, он, если взять доступный пример 
кораблекрушения, вырвет спасательный круг из рук ребёнка. Нам с Лёшей пришлось 
тушить квартиру, в которой среди подвыпившей компании находился известный в 
городе хулиган, уже дважды побывавший в местах не столь отдалённых; так эта 
сволочь так ревела от ужаса и рвалась на ещё не поданную лестницу, что Лёше 
пришлось его слегка успокоить…
Не стану утверждать, что это закономерность, но лучше других ведут себя молодые 
девушки и парни, причём не разбитные, которым море по колено, а наоборот тихие 
и скромные. Не знаю, чем объяснить такой парадокс: может, у людей скромных, не 
выставляющих напоказ свою личность, выше чувство гордости, самоуважения?
И ещё одно наблюдение: свойственная женщине от природы стыдливость пересиливает 
страх! Когда Лёша спускал на «кресле» одну среднего возраста даму, та, несмотря 
на полуобморочное состояние, нашла в себе силы снять кофту и прикрыть 
обнажившиеся ноги. Из этого правила бывают исключения: всё-таки современная 
женщина не так чопорна, как в своё время её мать или бабушка, современная 
раскованнее, она привыкла к коротким юбкам. Впрочем, в стрессовом состоянии, а 
пожар для нас всегда стресс, в мозгу не остаётся места для посторонних мыслей. 
Нам иногда и голых приходится выносить, и чувствуешь при этом не покорно 
обвисшее женское тело, а просто тяжесть.

На меня будто обрушилась лавина:
– Вы с ума сошли, мы не обезьяны!
– Пусть нам немедленно подадут лестницу!
– Товарищ пожарный, а через коридор нельзя? Я очень боюсь высоты!
– Вы обязаны обеспечить нашу безопасность!
Будь у меня время, я мог бы объяснить, что лестницу к их окнам подать уже не 
успеют, а в коридоре такой дым, что им и пяти шагов не пройти, что обеспечить 
их безопасность здесь, и этом зале, мы можем не больше, чем если бы они 
находились у кратера действующего вулкана. Но на объяснения у меня не было ни 
секунды. Задавая себе вопрос: «Быть или не быть?» – Гамлет мог раздумывать 
сколько угодно. У нас всё было проще: мы с Лёшей точно знали, что с каждым 
мгновением шансы «быть» стремительно идут к нулю. В подобной ситуации у 
пожарных действует одно железное правило: никакой полемики, любыми средствами 
обуздать паникёров. Любыми! Если человек идёт ко дну, его позволительно 
схватить за волосы; если в пожар человек мешает себя спасти, его можно 
отхлестать по щекам или грубо обругать. В таких случаях нужна жестокая встряска,
 без неё никак не обойтись.
– Молчать! – во всю силу легких гаркнул я и встряхнул первого попавшего под 
руку. – Хотите жить – будете слушаться только меня! Девушка, вы первая, Лёша – 
приступай!
В этот момент часть стенной перегородки треснула и в зал с гулом повалил дым, 
именно с гулом – окна открыты настежь, тяга отличная! Тут-то и началась паника: 
исторические крики, разинутые рты, выпученные глаза, кашель, рвота…
– Всем лечь на пол, легче будет дышать! Женщин – вперёд!
Работали мы из двух окон. Технология здесь простая: закрепляешь верёвку за 
батарею отопления, вяжешь двойную петлю – «кресло» и «сажаешь» в него 
спасаемого, закрепляешь на карабине и травишь вниз, упираясь прямой ногой в 
подоконник. Простая – это на учениях, когда спускаешь хорошо обученного 
пожарного, а не дрожащую от страха и цепляющуюся за тебя, за раму, за