Незадолго до того я был и Москве, сдавал экзамены в Высшей школе, и ребята дали 
мне посмотреть изданную американцами книгу «Горящая Америка» – огонь везде 
одинаков, технические проблемы у нас одни и те же. И тогда я припомнил слова из 
этой книги: «Высотные здания, став символом прогресса, стали вместе с тем 
настоящим кошмаром для пожарных».
Сегодня могу признаться в том, чему тогда никто бы не поверил: за полторы 
недели до Большого Пожара мне чуть ли не каждую ночь снился горящий Дворец 
искусств. Я никому об этом не говорил, чтоб не сглазить, пожарные – народ 
суеверный, но, просыпаясь в испарине, знал, почему мне снится эта чертовщина. 
Тому было несколько причин: 1) Несмотря на решительные предписания 
Госпожнадзора, на всех внутренних лестницах Дворца начался ремонт. 2) Хорев 
задумал снимать короткометражку о забавных малолетках, и Бублика с его вихрами 
и веснушками чуть не каждый день таскали на эти самые кинопробы. 3) Как раз в 
те дни пришёл ответ архитектурного управления – с категорическим отказом 
пристроить хотя бы со двора наружные пожарные лестницы, ибо пострадает красота 
уникального здания.
За Ольгу я был спокоен, ну, не то что спокоен, а знал, что музей расположен на 
третьем и четвёртом этажах, уже не так страшно. Но вот где сегодня Бублик, я 
понятия не имел: утром отвёл в ясли, это точно, а вдруг его, как это было вчера 
и позавчера, снова забрал ассистент Хорева? Ведь тогда Бублик сейчас на 10-м!
Теперь, спустя шесть лет, я благословляю своё неведение: сообщи мне в ту минуту,
 что Бублик на 10-м – и я мог бы натворить глупостей, потому что с ходу 
пробиться туда не было никакой возможности…
Когда мы подъехали к Дворцу, я увидел, что по сравнению с рассказом Гулина о 
первых минутах обстановка резко изменилась. Горели все этажи начиная с пятого, 
а свет но Дворце уже вырубили, и впечатление было такое, будто перед тобой 
гигантская шахматная доска: белое – чёрное, чёрное – белое… Белое – это пламя 
из оконных проёмов, чёрное – дым. Отдельные окна, помню, были какие-то 
багрово-красные, будто в подсветке из прожекторов – значит, в помещении пламя 
бушует, вот-вот стёкла лопнут. И порывистый со снегом ветер: он то задувал 
сверху, придавливая дым вниз, то вдруг разгонял его, обнажая фасад. И тогда 
были видны люди в окнах – много людей…
Кожухов, Головин и Чепурин не уставали нам повторять: не слишком доверяйте 
первому впечатлению, оно может обмануть. Но здесь сомнений не было: я 
подтвердил пожару номер 5, взял на себя обязанности РТП и отдал те распоряжения,
 которые изложил в рапорте.
Отныне каждый из нас стал деталью механизма по тушению пожара – по вызубренному 
наизусть боевому уставу.
Пока Нилин встречал и размещал прибывающие силы, а Рагозин давал им установки, 
я первым делом решил произвести разведку. Разведка – это основа основ нашей 
работы, без неё мы слепы, как новорождённые котята. Я побежал под арку во двор 
и увидел то, что ожидал: обстановка такая же, как с фасада, даже, пожалуй, хуже,
 огонь сильнее распространяется в высотную часть. Значит, бо?льшую часть 
прибывающих лестниц – сюда, во двор. До высотной части лестницы не достанут, 
даже пятидесятиметровки, значит, в высотку необходимо пробиваться снизу, по 
лестничным маршам.
Возвратившись бегом к развёрнутому Рагозиным штабу, я приказал немедленно 
подать вновь прибывшую тридцатиметровку во двор: пусть люди увидят, что мы 
знаем обстановку, это несколько их успокоит и удержит от безрассудных поступков.

Такая подробность: одновременно с нами к Дворцу подкатила гарнизонная машина 
связи, я выскочил, побежал к ней, запутался в чём-то, упал и прокричал: «Пятый 
номер подтверждаю! Дополнительно к пятому все автолестницы и газовки, которые 
находятся в расчёте, немедленно сюда!» Потом ребята шутили, что я из уважения к 
пятому номеру встал на колени.
Одно за другим со всего города прибывали к Дворцу подразделения.
Кожухов ещё не прибыл – потом мы узнали, что его машина попала в пробку и 
километра два он пробежал, как стайер; Головин был на окраине, в 19-й ВПЧ и уже 
мчался к Дворцу с одной из двух наших пятидесятиметровок, а Чепурин с дороги 
сообщил, что будет с минуты на минуту. Так что мне не на кого было оглядываться,
 я – единовластный РТП, и нужно, не теряя ни мгновенья, самых опытных офицеров 
поставить на боевые участки.
Так я и сделал: распределил офицеров по этажам и крыльям, а сам с Лёшей и 
звеном газодымозащитников побежал по центральной лестнице наверх – в глубокую 
разведку.
И заметил время: с момента нашего прибытия прошло три минуты.

Я был одержим одной идеей: во что бы то ни стало, как можно быстрее пробиться в 
высотку, где люди находились в особо опасном положении. Тогда мне и в голову не 
приходило то, что полчаса спустя придумают Кожухов и Клевцов – да и не только 
мне, такого мир не видывал и не слыхивал; я мечтал только о том, чтобы вывести 
людей из высотной части на крышу основного здания – фактически на крышу 
двенадцатого, так как над десятым был большой технический этаж, со всяким 
оборудованием и коммуникациями. Если это удастся, главным врагом людей станет 
холод, но это уже по сравнению с огнём враг пустяковый. Я тогда ещё не знал и 
того, от чего в отчаянье могла закружиться голова: что в ресторане на двадцать 
первом этаже был банкет! Полтораста человек в одном помещении, которым некуда 
выйти! И опять, хорошо, что не знал, ибо отчаянье плохой советчик: в данной 
обстановке с наличными силами о двадцать первом этаже нечего было и думать.
По маршевым лестницам пожарные выводили, выносили пострадавших; многие