– Память у тебя дырявая, – горячится Слава Нилин. – Вася, подтверди, ты же был 
наверху!
Вася, Василий Нестеров-младший, это я. И я не видел, кто первым прорвался в 
хореографию, Чепурин или Суходольский. Более того, рассказывали, что двери 
выломал Паша Говорухин. Я закрываю глаза и представляю себе широченную спину 
человека, который со стволом в руках подбегает к двери, вышибает её плечом, и 
явственно слышу громовой голос: «Прошу без паники!» Это любимое словечко 
Говорухина… А может, это было на другом этаже?
– Паша? – Рагозин морщит лоб. – Ты точно помнишь?
Я признаюсь, что поклясться не могу, а кажется – Ольгу это не устраивает. Она 
записывает в свою тетрадку: «Хореографическая студия Чепурин, Суходольский или 
Говорухин?» И тут же подбрасывает нам очередную шараду:
– А кто придумал – поставить на козырек трёхколенную лестницу? Ну, в первые 
минуты?
– Кто, кто… – ворчит Нилин. – Ангелы небесные…
– Гулин, – уверенно говорю я. – Когда мы прибыли, с трёхколенки уже работали. 
Работали, Дима?
– Ведьма ты рыжая, – вздыхает Рагозин. – Втянула нас в историю.

Поразительно, до чего всё в нашем мире завязано! Человеческие дела и судьбы 
переплетены, как паутина: один случайный поворот головы – и паутина разорвана, 
случайный шаг в сторону – наоборот, узелок завязался покрепче. Случайный – в 
этом всё дело. Судите сами: не закури полотер, не швырни он спичку в груду 
тряпок, не окажись я в тот день дежурным по городу, не отправь нас Кожухов в 
разведку на восьмой этаж – и вряд ли состоялся бы тот разговор, которым 
ошеломила нас Ольга. Впрочем, никаких «вряд ли» – не состоялся бы тот разговор 
наверняка. Но, поскольку указанная цепочка имела место и Микулин остался 
жив-здоров, узелку суждено было завязаться.
Произошло это так. Придя с работы и застав всю нашу компанию в сборе, Ольга 
потрепала по вихрам Бублика, который с преувеличенным отвращением доедал манную 
кашу, и с какой-то особой интонацией в голосе сказала:
– Вот хорошо, вы-то мне и нужны! Вопрос из кроссворда – как звали музу истории? 
Раз… два…
– Клио? – неуверенно спросил Нилин.
– Молодец, – похвалила Ольга. – Согласны на несколько месяцев стать служителями 
Клио? Предупреждаю, должности неоплачиваемые, зато работать придётся до 
седьмого пота.
– Заманчиво, – Рагозин изобразил на лице радость, – люблю трудиться на 
общественных началах. Народ требует разъяснений.
– Чаю бы предложили, рыцари. – Ольга села за стол, взяла бутерброд. – Напомню, 
Клио, любимая дочь Зевса, была мудрой женщиной. Она учила, что чем дальше от 
нас событие, тем больше оно обрастает легендами и небылицами, и что крупные 
последствия вызываются зачастую ничтожными причинами. Ну, помните: «Не было 
гвоздя – лошадь захромала, лошадь захромала – командир убит…» Ребятки, слушайте 
меня внимательно, потому что я волнуюсь и могу сбиться… Даже не знаю, с чего 
начать…
– Ты покушай, – заботливо прогудел Дед, – мы подождём.
– Нет, сначала расскажу… Утром в музее подходит ко мне одна дама, из тех, 
которые не знают ни одной строчки Пушкина, но зато напичканы сведениями о его 
интимной жизни и поклонниках Натальи Николаевны. И спрашивает доверительным 
полушепотом: «Говорят, вы пострадали на Большом Пожаре?» – «Да». – «Значит, вы 
тогда здесь были?» – «Иначе мне трудно было бы пострадать». – «Руки, да?» – 
«Да». – «Ах, ах, а это правда, что в тот жуткий день погибло двести человек?» 
Кажется, она была разочарована, когда я по возможности тактично ответила, что 
она…
– …разносчица сплетен? – подсказал Нилин.
– Я ответила чуточку мягче – положение обязывало. Итак, считайте этот короткий 
и маловыразительный диалог завязкой. Далее меня посетила неожиданная мысль. Я 
вспомнила, как вчера Дед привёл домой Бублика с разбитым носом…
– Поцарапанным, – проворчал Бублик.
– Поправка принимается, – согласилась Ольга. – Свидетелями драки Бублика с 
Костей из третьего подъезда оказались три старушки, вот их показания: одна 
утверждала, что зачинщиком был Бублик, вторая обвиняла Костю, а третья заявила, 
что никакой драки не было, Бублик спустился во двор уже с разбитым носом.
– Поцарапанным, – сердито уточнил Бублик.
– Конечно, поцарапанным, – спохватилась Ольга. – Таким образом, если даже о 
заурядной драке, которая случилась вчера, три свидетеля дают столь 
противоречивые показания, то можно ли объективно разобраться в том, что 
происходило много лет назад?
– А документы? – возразил Нилин. – Мемуары?
Ольга покачала годовой.
– Их пишут те же люди, с их пристрастиями и собственным взглядом на вещи, 
зачастую довольно узким: взять хотя бы до крайности темную версию о приглашении 
варягов на Русь. Даже воспетый Пушкиным Пимен – и тот судил царя Бориса на 
основе не слишком проверенных слухов; ещё лучший пример – Ричард III, которого 
Шекспир на века ославил, как чудовищного негодяя и который, как полагает 
сегодняшняя наука, вовсе таковым не был.
– Это горбатый король, которого Ульянов по телевизору играл? – поинтересовался 
Дед.
– Шекспир наделил его физическим недостатком для большей выразительности, –