мчится к другим сейсмологам, которые ждут его, как астроном любимую комету, как 
дети в пионерлагере – родительский день. Ибо Борис Гайдис – самый популярный 
человек у сейсмологов Памира.
Проводив Бориса и уточнив свои взаимоотношения с Землей, Женя и Слава 
утверждают повестку дня. Сегодня предстоит много работы, и ее нужно успеть 
завершить. Нужно проведать учителя, помочь по арифметике детям соседа, 
заготовить топливо, почитать – хотя бы сто страниц книги, повторить английский, 
убить куропатку, поспорить о том, куда поступать – на геолого-почвенный или 
физико-технический, ответить на все вопросы Оксаны, написать письма домой и 
послушать радио. Кроме того, необходимо в час заката полюбоваться несравненным 
памирским пейзажем, чтобы навеки сфотографировать в своей памяти фантастические 
очертания горных хребтов, водную феерию темпераментного Пянджа…
Мы заехали в гости на минутку, а прожили в Хоставе целые сутки. Мы допоздна 
говорили о землетрясениях, радиопередачах, детях, стихах, гастрите и охоте, на 
которую, кстати, мы отправились ранним утром и о которой я расскажу отдельно. 
Мы обменялись адресами и обещали друг другу писать. На прощанье Миша нас 
сфотографировал, и эта карточка сейчас передо мной.
Я знал и видел романтиков, которые с горящими глазами ехали на экзотические 
окраины. Они пели «Бригантину» и смотрели вдаль голубыми глазами. Им снились 
облака, шалаши и любовь. Не все они представляли себе, что облака – это ливни, 
шалаш – это насморк, а любовь – это дети.
И среди романтиков начался естественный отбор. Жизнь есть жизнь, и не будем их 
судить, ведь не из всех людей поэт рекомендовал делать гвозди.
Привет вам, Женя, Слава и Оксана Гарнец!



ОХОТА НА ПАМИРЕ

Охота на Памире, как и во всяком другом месте, начинается с рассказов об охоте. 
Ибо охотничьи рассказы – важная, едва ли не самая главная составная часть охоты.

Мы – это мои попутчики в путешествии по Памиру Миша Дмитриев и Витя Зеленцов, 
сейсмолог Слава Гарнец и я – допоздна вспоминали свои охотничьи приключения. 
Крохотный кишлак Хостав, прилепившийся к подножию трехтысячника, мирно спал, а 
мы глотали чашку за чашкой горячего зеленого чая и никак не могли улечься. 
Сейсмолог Женя, юная жена сейсмолога Славы, проводила воспитательную работу 
среди будущего сейсмолога Оксаны, которая выделывала всякие акробатические 
трюки в своей колыбельке. Мотоциклетная фара, вытягивая соки из нескольких 
батареек, освещала увешанную оружием стену кибитки.
Больше всех владел разговором Слава, бывалый охотник, имевший на своем лицевом 
счету гигантского кабана весом в триста килограммов, дюжину куниц, нескольких 
лис, выдру и даже медведя, в которого Слава чуть-чуть не попал. Миша с жаром 
рассказывал про двух архаров – горных козлов, сраженных его меткими пулями. 
Витя излагал историю с волком, на биографии которого он поставил точку, а я 
старался больше молчать, так как мои охотничьи трофеи ограничивались галкой, 
контуженной в детстве из рогатки. Кроме того, меня сильно смущал предстоящий 
подъем в четыре часа утра. Как я ни старался отогнать эту мысль, она нахально 
возвращалась и с ухмылкой напоминала, что в самое заветное для сна время меня 
выдернут из спального мешка, как морковку.
Не буду вам рассказывать, как это произошло. У меня до сих пор кровь стынет в 
жилах, когда я вспоминаю эту сцену. Скажу только, что в четыре утра моросил 
мерзкий дождик, и отвратительный ветеришко задувал холодные капли за шиворот. Я 
быстро отсырел, как полено, и тихо проклял ту минуту, когда мне пришла в голову 
дурацкая мысль поохотиться в горах.
Однако отступать было некуда, и наш отряд двинулся в поход. Как объяснил 
старожил Слава, в трех километрах от кишлака, в горах, находится крупное 
месторождение кабанов с небольшой примесью медведей. По дороге Слава дал нам 
последние инструкции. Кабана нужно бить наповал, иначе раненый зверюга, 
рассвирепев, понесется в атаку, как танк, со страшной скоростью. В этом случае 
его следует подпустить на десять шагов, а потом ловко отпрыгнуть в сторону. 
Кабан по инерции промчится вперед, а вы должны в это время, если успеете, 
вскарабкаться на высокий камень, где будете в полной безопасности. Я выслушал 
эти наставления с огромным вниманием и даже вызубрил их наизусть. Затем Слава 
рассказал, как опускать вниз добытого кабана, но эта часть его доклада 
показалась мне менее интересной, лишенной практического значения. О медведе же 
Слава лаконично заметил, что его следует стрелять наверняка либо вообще 
оставить в покое: тогда медведь не тронет. Я тут же про себя решил оставить в 
живых всех встречных медведей, и, как вы убедитесь, мое слово не разошлось с 
делом.
Три километра по дороге мы отшагали быстро, и Слава начал разыскивать тропу, 
ведущую в горы. Днем, когда тропа была не нужна, она буквально вязла в глазах, 
но сейчас, в темноте, словно провалилась сквозь землю.
– Вообще-то подъем пустяковый, тысячи две метров, – успокоил Слава. – Полезем 
так.
Если вы никогда не карабкались ночью на почти отвесную гигантскую гору, когда 
скользкие от дождя камни, на которые вы доверчиво ступаете, рвутся из-под ног, 
заставляя вас с воплем хвататься за спасительный чахлый кустик, – вы меня не 
поймете. Первая сотня метров едва ли не вышибла из меня дух; вторую сотню я 
преодолел, посылая на каждом шагу приветственные телеграммы родным и знакомым;