рук охапку прутьев, пять минут назад бывших цветами, и потрясенный Костя увидел 
над толпой огромный транспарант:

Оглушенный и ошеломленный оказанной ему честью, Костя все же быстро 
сориентировался – сказались профессиональные навыки. Он принял позу народного 
трибуна и только раскрыл рот, чтобы произнести простое и величественное 
«спасибо, земляки», как подлетел какой-то шустрый пацан и сунул ему в зубы 
огромный кусок сотового меда, знаменитого кащуринского меда, который по 
традиции подносили почетным гостям. Костя поперхнулся, задохнулся, вытаращил 
глаза, и тут его потрясло громоподобное:
– Знаменитому земляку – урра!
Оторвав от зубов мед, Костя оглянулся. Рядом с ним, не сводя с него влюбленных 
глаз, стояли старые друзья – Гришка, Петька, Женька и Симка-Серафимка. Полным 
достоинства кивком Костя поздоровался с ними, подумал немного и сказал:
– Подходите сюда, ребята, поближе. Ну, не стесняйтесь!
– Урра! – дурным голосом вдруг завопил Петька. – Урра Константину Ежевикину!
Костя широко улыбнулся и только успел вновь принять позу трибуна, как его 
неожиданно дернули за ногу и он, взвизгнув, полетел вниз с помоста. Но упасть 
ему не дали. Десятки рук мгновенно превратились в живую пружину, и под 
приветственные клики толпы Костя полетел в воздух. Здесь он быстро сообразил, 
что это древнее выражение человеческой признательности – весьма сомнительное 
удовольствие. Так, вероятно, может, чувствовала себя одинокая картофелина, 
попавшая в центрифугу, где ее болтает во все стороны и избивает обо все стенки. 
Сначала Костя вежливо просил, потом начал умолять, а когда ему показалось, что 
с него сползают брюки, – завопил. Его спас Женька, который подхватил Костю за 
ворот пиджака и, как мешок с отрубями, втащил на помост.
– Ребята, – задыхаясь, начал Костя, – я очень благодарен, я счастлив, но…
– Товарищи! – закричал в микрофон Гришка. – Только что наш знаменитый гость 
сказал, что он счастлив ступить на родную землю! Урра Ежевикину!


– Не надо! – пискнул Костя, но было поздно. Его снова дернули за ногу, и со 
сдавленным криком он по летел вниз…
Когда дорогого гостя повели домой, он был совершенно выпотрошен и внешне 
походил не столько на знаменитую кинозвезду, сколько на захудалое воронье 
пугало. Обеими руками он цепко держался за свои брюки и как-то странно 
переступал левой ногой.
– Спасибо, товарищи, спасибо, ребята, – бормотал он, – но у меня не осталось ни 
одной пуговицы!
– Молодежь! – преданно рявкнул Женька. – Оторвали на сувениры!
– А пола пиджака? – огрызнулся артист. – А манжеты брюк? Их тоже оторвали на 
сувениры? И подошву от туфли оттяпали – тоже на сувенир? Что это такое?
К дому Костиной тетки Прасковьи Ивановны тянулась стометровая очередь мальчишек 
и девчонок. Несколько дружинников наводили порядок.
– Это за автографами, – разъяснил Гришка. – Сегодня по графику получает только 
наше село. А с шести утра придут из соседних деревень, все расписано на неделю 
вперед.
– Но ведь я, – возмутился Костя, – должен буду давать автографы с утра до ночи!
– Ни в коем случае! – возразила Симка-Серафимка. – Мы будем делать перерывы на 
твои выступления в клубе.
– Они… тоже запланированы?
– А как же! Два выступления в день, воспоминания и впечатления. Весь сбор – в 
фонд сооружения твоей статуи на школьном дворе, в твою натуральную величину.
– Статуи? – ошеломленно пробормотал Костя. – Это…
– Ну ладно, пора заняться делом, – озабоченно сказал Женька. – Боюсь, давка 
начнется. Начинай, Константин Сидорыч, давать автографы, чтобы к ночи кончить.
– А какая разница? – возразил Гришка. – Все равно ему сегодня ночью не спать!
– Почему это? – испугался Костя.
– Народное гулянье, – объяснил Гришка. – В твою честь. В знак признания заслуг. 
Так что будь готов.
– Но ведь я хочу спать! – обозлился Костя.
– Ничего не поделаешь – популярность! – Гришка кротко улыбнулся и почтительно 
откланялся.
Несколько дней спустя друзья-однокашники собрались вечерком на квартире у 
председателя Гришки, который в коротком вступительном слове высоко оценил 
проделанную работу.
– Пока все идет как по маслу, – резюмировал он. – Ты был, Петька, ответственным 
за встречу в школе. Как прошло?
– Спектакль был по системе Станиславского! – похвастался Петька. – Эх, не пошел 
я в режиссеры… Ну ладно. Значит, собрание открыл завуч Павел Никитич. Он начал 
с того, что выразил радость по поводу встречи с бывшим учеником, а кончил 
несколько неожиданным, но тепло встреченным собравшимися сравнением Кости с 
Людмилой Гурченко. Ему, Павлу Никитичу, показалось, что это родственные 
дарования. Затем слово предоставили Косте. Он сказал: «Товарищи!» – и тут же из 
зала раздался радостный вопль: «Он нас, простых школьников, назвал своими 
товарищами! Ур-ра!» Отгремело. Костя продолжил: «Я рад, что снова в этом зале»,
 – и снова вопли из зала: «А мы-то как рады! Это праздник для нас!» Дальше 
Костя уже не смог сказать ни слова. Как только он раскрывал рот – начиналась 
овация.
– Неплохо, – скупо похвалил Гришка, – хотя до Станиславского далеко, мало