по путёвкам, но большинство снимает углы у местных жителей, в пристройках и 
даже дровяных сараях, фаны – публика неприхотливая. В прошлом году я обнаружил 
Васю в нетопленой сакле и привёл его на станцию, где за койку и питание он 
отремонтировал нам приборы и переделал кучу другой работы.
Я смотрю на часы и протягиваю Васе талончик на канатку. Приятно сознавать себя 
благодетелем человечества.
– Беги, в три часа канатка останавливается.
– Значит, можно? – Вася расцветает.
– Марш, пока не передумал!
Славный шкет, чем-то напоминает Валерку, которого раздавила четвёртая, будь она 
проклята. Такой же белобрысый, с улыбкой до ушей…
Мы, старожилы, делим туристов на четыре категории.
О фанах я уже говорил. Это в основном ребята и девчата без особого достатка, с 
тощими кошельками, но с относительно неплохими лыжами и ботинками: фан годами 
собирает деньги, чтобы приобрести хотя бы югославские «Эланы» и «Альпины». 
Встаёт фан ни свет ни заря, чтобы успеть к подъёмникам до столпотворения, 
вырваться на склоны и кататься до дрожи в ногах, не думая о еде и отдыхе. Фан 
любит рисковать, носиться по буграм, прыгать через изломы; фан по натуре своей 
лихач, с ним хлопот полон рот – гоняет-то он без присмотра, на свой страх и 
риск. Укатавшись вусмерть, фан после обеда ложится спать и к вечеру выползает 
на божий свет, чтобы найти родственную душу и всласть потолковать о лыжах, 
склонах и великих горнолыжниках. Контингент молодой и отчаянный, умные тренеры 
специально приезжают к ним присматриваться: иной раз такой алмазик блеснет…
Вторая категория – элы, туристская элита. Здесь одержимых не увидишь, для элов 
Кушкол – это престиж, праздничная атмосфера первоклассного горнолыжного 
курорта; элы приезжают сюда щегольнуть костюмами и снаряжением, загореть и 
фотографироваться полуголыми на склоне. В марте – апреле элов большинство, ибо 
раздобыть путёвки в разгар сезона без солидных связей и сверхмощных телефонных 
звонков – дело фантастически трудное. Эл много спит, на канатку идёт только 
тогда, когда очередь рассосется, и на склонах проводит час-полтора – он не 
любит уставать, бережёт силы на развлечения. Однако среди элов с их 
великолепием встречаются и вполне симпатичные люди – известные актёры, 
композиторы, гроссмейстеры. Как правило, чем заслуженнее эл, тем он скромнее; 
самые требовательные и капризные – деятели из системы бытового обслуживания, с 
их замашками дореволюционных золотопромышленников. Ибрагим чует их за версту – 
вон лично побежал встречать, смахивать пыль.
Третья категория – промежуточная; по одежде и снаряжению – ближе к элам, по 
поведению – к фанам. Это в основном ошалевшие от лабораторий научные сотрудники,
 иной раз с мировым именем, бывшие чемпионы по разным видам спорта, врачи и 
даже космонавты. Среди них тоже много одержимых, публика приятная.
Четвёртая – случайные, попавшие в Кушкол по воле нелепого случая. Они и в 
мыслях не имели кувыркаться с горных склонов, но у них по графику отпуск, а 
завком получил по разнарядке несколько льготных путёвок. Случайных легко 
определить по явно не спортивного кроя одежде и обиженному недоумению, с 
которым они смотрят на окружающую их действительность: «Куда я попал? Вернусь, 
скажу завкомовцам парочку ласковых слов!»
– Максим, кофе?
Это Петя Никитенко, инженер из Минска и старый приятель. Он каждый год 
приезжает сюда в отпуск, в сезон требуется много внештатных инструкторов, с 
ними заранее списываются и заключают договоры: жильё и катание бесплатное, да 
ещё и зарплата идёт. Петя мне нравится, он типичный фан, а к этой разновидности 
человеческого рода я всегда неравнодушен.
– Как твои цыплята? – спрашиваю.
Петя смеётся. Одна девица, едва прибыв, взволнованно спросила, правда ли, что 
гора Бектау – это вулкан. Петя подтвердил, а через час увидел, что девица тащит 
чемоданы к автобусу: «Не для того я деньги платила, чтобы под вулкан попадать!» 
Петя еле её убедил, что в последний раз Бектау извергался в субботу пять тысяч 
лет тому назад.
Мы пьём кофе и беседуем. Группой Петя доволен: в основном симпатяги, смотрят в 
рот и слушаются, как папу. Вот кого бы он охотно передал в другую группу, так 
это главного инженера автосервиса («Посмотрел бы, как вокруг него вертятся!»), 
трёх сорвиголов-аспирантов и их приятельницу красотку манекенщицу («Да ты с ней 
утром на канатке поднимался, пустячок на все сто, правда?»).
– Тобой интересовалась, – смеётся Петя. – Я сказал, что по приметам вроде бы 
тот, кого милиция ищет.
– Молодец, – хвалю я. – А что за тройка барбосов вокруг неё?
– Твой дружок, – тихо шепчет Петя. Я оглядываюсь. Ого, сам Мурат Хаджиев, 
начальник управления туризма, собственной персоной. То-то Ибрагим и его братия 
забегали. Большая честь – Хаджиев подходит ко мне, хлопает по плечу, садится 
рядом.
– Кофе!
– Получили французский… – На лице Ибрагима преданность и счастье.
– Ко-фе! – чеканит Хаджиев. – Если мне нужен будет коньяк, я скажу – коньяк.
Хаджиев красив, могуч, выхолен и властен, каждый его жест, прищур чёрных глаз 
свидетельствуют о том, что он – чрезвычайно значительная фигура. Так оно и 
есть: хотя в Кушколе существует поселковый Совет, значительная доля фактической 
власти сосредоточена в управлении – турбазы, гостиницы, транспорт, кафе и 
рестораны.
Мурат Хаджиев – личность незаурядная. Он из породы везунчиков, которым удача 
так и плывёт в руки, отдаётся без сопротивления. Ещё лет десять назад он был