может оторваться и покатиться вниз с километровой высоты, как на 
шарикоподшипниках.
Далеко внизу, по ту сторону речки Кёксу, разрезавшей ущелье пополам, столпились 
зеваки. Мы против этого не возражаем, они в безопасном месте, пусть смотрят и 
набираются впечатлений – меньше лихачить будут. Их, наверное, человек двести – 
с биноклями, фото– и киноаппаратами. Об этом я догадываюсь, сверху-то они 
кажутся букашками. Они жаждут зрелища – и они его получают!
Карниз рухнул, доска вздрогнула, оторвалась по всей длине метров на двести и с 
ревом и грохотом пошла вниз, лопаясь по пути на блоки, побольше и потяжелее тех,
 из которых лепят дома. Как бальзам на душу – пинком ноги одолеть такого 
дракона!
– Была доска – нет доски, – философски замечает Олег. – Тысяч на пятьдесят 
потянет, чиф?
Мы считаем на кубометры. Не на полсотни, но тысяч на тридцать дощечка, пожалуй, 
потянет. Для Кушкола – так, середнячок, здесь лавины бывают и на полмиллиона, 
но это после хорошего снегопада.
– По гривеннику бы с каждого, – кивая на толпу зевак, мечтает Гвоздь. – 
Посидели бы вечерок в «Кюне».
В «Кюн» (в переводе на русский – «Солнце») мы совершаем культпоходы после 
получки, чаще ходить нам туда не по карману.
– Кажется, я проголодался, – выжидательно глядя на меня, сообщает Рома.
Это вызывает всеобщее сочувствие. При нормальном для акселерата росте метр 
восемьдесят Рома весит пятьдесят пять килограммов – вместе с очками. Куда 
девается невероятное количество пищи, которую он поглощает, – одна из 
неразгаданных тайн природы. С появлением Ромы на станции даже вечно голодный 
Гвоздь отошёл на задний план.
– Не человэк, а удав, – негодует Осман. – Аллыгатор.
Теперь все сочувствуют Осману. Полгода назад, едва освоившись в нашем 
коллективе, Рома с самым наивным видом предложил Осману на спор скушать 
небольшого барашка. Осман примерил Ромины ботинки, отправился за барашком – и 
вытаращенными глазами смотрел, как в чужой утробе бесплатно исчезает 
килограммов шесть отборного мяса: рублей сорок в переводе на шашлыки. Впрочем, 
раза два Осман водил Рому в гости к кунакам, ставил на него и своё отыграл с 
лихвой.
Спасается Рома тем, что Гвоздь варит для него и себя сверхплановый полуведерный 
горшок каши. Кое-как подкармливают Рому и пари, которые он легко навязывает 
самоуверенным туристам, – кто быстрее пройдёт трассу. Кому придёт в голову, что 
этот сверхинтеллигентного вида очкарик – мастер спорта по горным лыжам?
На сегодня хватит, Рома прав – одними эмоциями сыт не будешь.



Действующие лица и исполнители (Окончание)

Добрая весть! Циклон застрял на полпути, выдохся – не хватило сил. Кавказские 
боги, христианский и мусульманский, пощадили нашу маленькую горную республику. 
Снегопада, лавин не будет, праздник продолжается.
Спускаюсь вниз на лыжах, лишний раз проверить склоны не мешает. Главные склоны 
маркированы флажками и знаками, но кое-где лыжня уходит в сторону, а в одном 
месте – прямо под четвертую лавину. Кому-то, наверное, очень надоело жить.
Заезжаю в расположенный на середине трассы домик спасателей, отрываю от 
чаепития Хуссейна и его помощника Ахмата, прошу их встать на лыжи и следовать 
за мной. Хуссейн багровеет и крепко, по-русски, ругается: след свежий, полчаса 
назад его не было. А знак «Лавиноопасно!» какой-то остряк отредактировал на 
«Лавинопрекрасно!» Четвертую остряк подрезал лихо, даже мы остерегаемся с ней 
шутить, уж очень мощная доска. Будем считать, что проскочил, похороны 
откладываются.
А Хуссейн неутешен: «Четыре травмы за день, а тут ещё такой баран!» Он привычно 
проклинает инструкторов, которые выпускают на склоны начинающих и не следят за 
лихачами, хотя знает, что инструкторы здесь ни при чём, туристы приезжают на 
две-три недели не для того, чтобы барахтаться в «лягушатнике». А на склонах – 
попробуй уследи за ними: дух соревнования, гончий инстинкт, все рвутся в бой – 
самоутверждаться. Каждый из нас, когда начинал, через неделю мнил себя асом.
Мы спускаемся. Пожелав Хуссейну удачи (он грозится отыскать лихача, накостылять 
ему по шее и выпроводить домой), я оставляю лыжи в его резиденции и иду 
взыскивать отложенный штраф. Половина столиков в «Кюне» свободны, это вечером 
здесь будет столпотворение. Ибрагим меня не замечает, воротит в сторону 
прокопчённую шашлычным дымом физиономию. Сажусь поближе и нагло показываю ему 
два пальца. Кисло осклабившись, он снимает с жаровни два шашлыка. Я придирчиво 
их осматриваю, упрекаю за недовес и не торопясь принимаюсь за еду.
– Здравствуйте, Максим Васильевич! – Ко мне, запыхавшись, подлетает парнишка в 
видавшей лучшие времена нейлоновой куртке. – Я вас искал, Хуссейн сказал, что 
вы пошли сюда.
– Он слишком много знает, твой Хуссейн, – ворчу я. – Садись и ешь.
– У меня есть деньги, не беспокойтесь.
– Положи их на книжку, «Волгу» купишь. Ешь.
– Спасибо.
Это Вася Лукин, механик из Рязани, влюблённый в горные лыжи фан. Так мы 
называем фанатиков, готовых на любые жертвы, лишь бы добраться до Кушкола, 
заполучить крышу над головой и кататься до упора. Иные счастливчики приезжают