и смешны, как пиджаки с ватными плечами и брюки паруса. Куда современнее мой 
друг Мурат: будь на месте Алексея Игоревича Мурат, я не поверил бы ему, 
поклянись он самой длинной и замысловатой клятвой, потому что знаю, что 
выполняет он обещания только и исключительно тогда, когда это ему выгодно.
А вот Алексею Игоревичу я поверил сразу и безоговорочно – не только потому, что 
уж очень хотелось поверить, но, главным образом, потому, что он оставил у нас 
до осени свои «россиньолы», как древние когда-то оставляли заложников. А если 
серьёзно, то поверил бы ему без всякого залога. Ладно, поживём – увидим, как 
говорят мудрые люди, когда ничего более умного им в голову не приходит.
Вертолётная площадка находится за «Актау», со стороны южных склонов. С фасада 
гостиница словно вымерла, ни в задёрнутых шторами окнах, ни на балконах никого 
не видно, лишь откуда-то издали доносится какой-то непонятный гул.
– И в медпункте пусто, – приподнявшись на цыпочки и заглядывая в окно, говорит 
мама. – Его тоже перевели?
– На безопасную сторону, – отзывается Надя. – Мурат распорядился в первую 
очередь.
– Умница, – хвалит мама. – Я знала, что в конце концов он прислушается к голосу 
разума. А в какое помещение?
– В очень хорошее, – туманно отвечает Надя. В какое же?
– В хорошее. – Надя прячет улыбку. – В библиотеку.
– Что-о?! – Мама хватается за голову. – Он сошёл с ума!
– Впустить лису в курятник! – подливает масло в огонь подхалим Гвоздь.
– Они разворуют нам все книги!
Мама бежит к центральному входу, а мы огибаем гостиницу с торца и – становимся 
свидетелями редкостного зрелища.
Гул, который с минуту назад казался мне загадочным, объяснился чрезвычайно 
просто: вокруг вертолётной площадки, ограждённой живой цепью из инструкторов, 
дружинников и милиционеров, веселится добрая сотня туристов. Мурат, прикрыв 
мощным телом входной люк вертолёта и воздев кверху руки, взывает к лучшим 
чувствам:
– Будьте сознательны, это спецрейс, у меня распоряжение срочно вывезти 
товарища…
– Петра Ивановича Загоруйко? Это я!
– Какого там Загоруйко? – несётся из толпы. – Моя фамилия Терехов!
– Всех вывози!
– Товарищи, у меня завтра начинается турнир!
– Алексей Игоревич! – завидев нас, кричит Мурат. – Прошу пропустить товарища 
академика!
– Все здесь академики!
– Может, штаны он шьёт для академиков!
– У меня ребёнок с температурой!
– Алексей Игоревич! – К нам подлетают Вадим Сергеич с мадамой. – Где ваши вещи, 
мы поможем!
Алексей Игоревич тихо стонет.
– Пра-пустить! – громовым голосом орёт Мурат. – Абдул, обеспечить посадку 
товарища академика!
– Иду! – срывающимся фальцетом кричит Вадим Сергеич, хватает за руку мадаму и 
через образовавшийся проход бежит к вертолёту. Под смех и улюлюканье толпы их 
тащат обратно.
– Ой, не могу! – бушует Алексей Игоревич. – Чаплин!
– Пра-пустить!
Свист, хохот, визг! А толпа всё прибывает, из нижних окон прыгают, из верхних 
спускаются на верёвках и простынях всё новые претенденты, у многих за плечами 
рюкзаки, в руках чемоданы.
– Жре-бий! Жре-бий! Жре-бий!
Это дирижирует барбосами Катюша. Они без вещей, просто дорвались до развлечения 
и валяют дурака. А я-то ещё удивлялся, что они пропускают такой балаган.
– В вертолёт у нас имеют право… – звонко провозглашает Катюша и взмахивает 
рукой.
– …и мореплаватель, и плотник, и академик, и герой! – ревут барбосы. – Жре-бий! 
Жре-бий!
– Жребий! – подхватывает толпа.
– Сажай с ребёнком!
– Товарищи, у меня турнир!
– Всё равно продуешь!
– Умоляю, завтра моей тёще сто лет!
Полный балаган!
– Где он? – К нам с выпученными глазами прорывается Абдул.
– Кто, Алексей Игоревич? – Надя не умеет врать, у неё получаются слишком 
честные глаза. – Разве его нет? Ах да, у него какие-то дела.
– Дела у него, – поясняет Гвоздь. – Он занят!
– Сбэжал! – кричит Мурату Абдул. – Дэла у него, занят!
Зло жестикулируя, к Мурату подходит Захаров, командир вертолёта: показывает на 
часы, тычет пальцем в небо.
– К чёрту! – рычит Мурат. – Абдул, веди травмированных! Эй, где там туристка с 
ребёнком?
– Правильно!
– Товарищ Хаджиев… – взывает Катюша.
– …мо-ло-дец! – скандируют барбосы.
– Хаджиеву гип-гип…