– «Капитана Сорвиголову», в академической библиотеке она вечно на руках. Убежал 
куда-то читать.
– Я прошу…
– Только после него, неудобно забирать, академик всё-таки.
– Убью! – рычит Мурат. – За ним спецрейс, важное заседание из-за него 
откладывают, государственный человек, понял? Чтобы через пятнадцать минут был 
на вертолётной площадке, как штык!
– Мурат, я десять раз тебя просил, чтобы никаких вертолётов в Кушкол не 
посылали, лавины слишком…
– Приказ сверху – сверху! – соображаешь? Не празднуй труса, летит сам Захаров, 
я его предупредил, чтоб держался южных склонов. Так через пятнадцать минут!
– На этом заседании, – жалуется Алексей Игоревич, – я нужен просто как 
голосующая единица, один начальничек защищает докторскую, это теперь очень 
модно. Между тем мне крайне любопытно проследить за вашими лавинами, в 
последние дни я почитал кое-какую литературу и прикинул, как к их изучению 
подключить лазеры и даже спутники. Кстати говоря, небольшую группу я готов для 
начала организовать при своём институте, при своём – потому, что легче будет 
обойти бюрократические рогатки.
– Но ведь это замечательная идея! – пылко восклицает мама. – Лавиноведение 
сделает гигантский шаг вперёд!
– Я не закончил, с одним условием, – улыбаясь говорит Алексей Игоревич. – Я и в 
самом деле с удовольствием перечитаю «Капитана Сорвиголову», у меня его лет 
сорок назад отобрал на уроке учитель физики.
Мама, как всегда, права, идея замечательная: со спутников можно будет получать 
информацию о формировании лавин по всему Кавказу! О такой удаче я и мечтать 
боялся. Уловив на лице ребёнка живейший интерес, мама со свойственной ей 
энергией берёт быка за рога.
– Считайте, что книга ваша, – великодушно обещает она. – А не будет ли у вас 
затруднений со штатами?
– Во-первых, – веско говорит Алексей Игоревич, – у каждого уважающего себя 
директора института имеется «заначка», и, во-вторых, у меня накоплен бесценный 
опыт борьбы с финансовыми органами. Знаете ли вы, что увеличить штат на 
пять-шесть человек иной раз бывает куда проще, чем уволить одного бездельника? 
Я допускаю, что вы не имеете представления о моих научных работах, но об 
«эффекте Введенского» должны знать. Когда несколько лет назад я принял институт,
 то обратил внимание, что во дворе, на прилегающих тротуарах скопилась вековая 
грязь. Между тем зарплату по сто двадцать рублей в месяц получали два дворника. 
Присмотревшись, я вызвал одного из них, дядю Колю, поговорил по душам, уволил 
второго и установил дяде Коле оклад двести двадцать рублей. Ого, как он замахал 
метлой! Финорганы с полгода бомбили меня параграфами и постановлениями, а я бил 
их фактами: идеальной чистотой и сэкономленными для бюджета двадцатью рублями. 
И я победил! И теперь, когда президенту коллеги жалуются на нехватку 
обслуживающего персонала, он ссылается на «эффект Введенского» и заставляет 
изучать мой опыт. Что же касается будущей группы…
– Летит, – прислушиваясь, сообщает Вася. – У-у-у…
– Ничего не поделаешь, Алексей Игоревич, пора, – говорю я. Мы вас проводим.



«Дальше – тишина»

От вездехода Алексей Игоревич отказывается, ему хочется подышать свежим 
воздухом. Впрочем, до вертолётной площадки несколько минут ходу.
Мы идём и мечтаем о том, какой красивой может стать наша жизнь.
– Академика нужно ковать, пока он горяч, – свирепо шепчет Олег. – А вдруг он 
пошутил?
– Если пошутил, – Рома толкает меня в бок, – то не видать ему «россиньолов», 
так и скажи.
– «Требуй для всех понемногу, – советует Гвоздь, – и не забудь про меня!» Я 
имею в виду мой будущий персональный оклад.
Я и без их наглых подсказок рад был бы выпытать у Алексея Игоревича подробности,
 но он секретничает о чём-то с мамой и Надей, у всех троих хитрый вид, и 
влезать в их разговор мне не хочется. Лазеры и спутниковая информация! Кто мы 
сегодня? Шаманы и их дремучая паства, грозящие лавинам заклинаниями и 
обожженными на костре дубинами. А с лазерами и спутниками – ого, нас голыми 
руками не возьмёшь! Во рту сохнет при мысли о том, что я окажусь хозяином 
настоящей лаборатории, где можно будет обработать, осмыслить и, наконец, 
привести в христианский вид целый сундук добытых нами материалов. Сегодня я 
слишком мало знаю, в лучшем случае – только то, что знают мои коллеги, и не 
могу, да и не считаю себя вправе осуществить мамину мечту – написать большую 
монографию о лавинах; а завтра – почему бы и не дерзнуть? Кто сказал, что 
Уваров всю жизнь обречён поставлять сырьё, а не готовую продукцию?
И я тихо мечтаю о том, какой прекрасной может стать жизнь. Я не страдаю 
излишней доверчивостью, мой скромный жизненный опыт убедил меня в том, что 
ничто другое люди не забывают с такой лёгкостью, как свои обещания. Это даже не 
считается предосудительным – обнадёжить клиента и напрочь забыть о его 
существовании, едва лишь он перестанет зудеть на ухо; наоборот, почтительное 
удивление и даже подозрение в том, все ли у него на месте винтики, вызывает 
человек слова, этот голубоглазый чудак, который пуще всего на свете боится 
прослыть трепачом. Таких нынче днём с огнём не очень-то найдёшь, они старомодны