будут переселять в отдельные комнаты. Не всех, конечно, а кто успеет.
Мадама хватает Вадима Сергеича за руку и волочит к лифту, за ними устремляются 
другие, и я, пожелав Пете удачи, торопливо покидаю место диверсии.
Непостижимо, но слух об отдельных комнатах достигает библиотеки раньше, чем я 
туда вхожу, – очередь к маме редеет, разваливается на части, и книголюбы, 
давясь в дверях, бегут к лифтам. «Оставьте книги!» – кричит им вослед мама, но 
куда там! Представляю, сколько анонимных прохвостов будет она проклинать после 
инвентаризации. Меня мама понимает с полуслова. Не задавая лишних вопросов, она 
вешает на дверь табличку «Закрыто на обед», звонит дежурной по третьему этажу, 
просит срочно позвать Введенского из 324-го и передаёт мне трубку. Я 
приветствую Алексея Игоревича и предлагаю ему спокойно, не суетясь собрать вещи 
и спуститься в библиотеку. Через несколько минут он приходит, без всяких 
реверансов и церемоний принимает наше предложение, и мы уходим домой.

* * *

Густой чад на лестничной клетке вызывает у меня смутную догадку, что вместо 
обеда мы будет щёлкать зубами. Но я ошибаюсь: за столом сидит вся свора, поедая 
какое-то варево и кроя Гвоздя на чём свет стоит. Олег вводит нас в обстановку: 
Гвоздь, одолжив у соседки двухведерный казан, вбухал в него две пачки риса, две 
банки свиной тушёнки, посолил, лихо поперчил и сварганил блюдо под 
издевательским названием плов. Снизу лжеплов сгорел, сверху остался сырым, а 
серединой, помоляся господу нашему и махнув рукой на здоровье, можно попытаться 
набить брюхо.
Гвоздь отряхивается от ругани, как выскочившая из реки собака от воды.
– Зажрались, тунеядцы, – поясняет он Алексею Игоревичу, которому эта сцена 
доставляет большое удовольствие. – Настоящему едоку что нужно? Количество, в 
данном случае тарелка с верхом на рыло. А если едок при этом ещё и остался в 
живых, значит, он получил и качество.
– Повесить его, что ли? – задумчиво спрашивает Олег. – Кажись, ничего другого 
не остаётся.
– Мало, – возражает Осман. – Слишком лёгкий наказание.
– Не забывайте, что я профорг, – высокомерно говорит Гвоздь. – Без санкции 
общего собрания меня вешать не положено. Анна Федоровна, с этого края сырой, 
пусть Рома лопает, а вы берите отсюда. Ну, как?
– Степушка, ты превзошёл самого себя, – хвалит мама, – не откажи записать мне 
рецепт.
– Я не склонен, Степан, делать вам комплименты, – говорит Алексей Игоревич, – 
но в нашей гостиничной столовой…
– Зовите меня Гвоздь, – просит Гвоздь, – я привык.
– Охотно. Так я не склонен… гм… может быть, лучше товарищ Гвоздь? А то как-то 
неловко выборное лицо, профорга, называть просто Гвоздь.
– Товарищ – это звучит, – важничает Гвоздь. – Будто сидишь в президиуме.
– Так ваш плов, – продолжает Алексей Игоревич, – в нашей столовой, как 
говорится, съели бы в облизку.
– Слышите, собаки? – торжествует Гвоздь. – Я ещё и не такое могу, Алексей 
Игоревич. Если меня не вешать, а подойти ко мне с лаской, я могу…
– …из здорового человека сделать язвенника, – как бы про себя говорит Олег.
– …изготовить карпа в сметане, – не моргнув глазом, продолжает Гвоздь,
 – духовое мясо в горшочке, вырезку с луком, пельмени и шаньги, грибы жареные, 
шашлыки и цып…
– Пять минут холодного душа! – не выдерживает Рома.
От расправы Гвоздя спасает приход Нади.
– В «Актау», – садясь за стол, докладывает Надя, – великое переселение туристов,
 в нечётных номерах уже столько раскладушек, что невозможно пройти. Максим, 
тебе шлёт пламенный привет Вадим Сергеич. Его сунули в такую переполненную 
комнату, что он, как лошадь, будет спать стоя. Впрочем, от желающих выразить 
тебе признательность нет отбоя. Когда я уходила из гостиницы, – Надя смеётся, – 
кто-то крикнул: «Его жена, держите её!» – и я еле унесла ноги. Немного 
странного вкуса, но вполне съедобная каша.
– Плов, – оскорблённо поправляет Гвоздь.
– Разумеется, плов, – соглашается Надя. – Алексей Игоревич, поскольку вы 
улетаете, позвоните, пожалуйста, моему шефу, – она пишет на листке номер, – и 
разъясните, почему я могу задержаться.
– Улетаю? – удивился Алексей Игоревич.
– Разве вам не звонили? Пять минут назад Мурат просил меня вас предупредить, 
чтобы вы были готовы. За вами выслали вертолёт.
– Какая нелепость! – Алексей Игоревич неприятно поражён. Вы уверены, что речь 
шла обо мне?
– Абсолютно. Поразительная нелепость… – Барабанная дробь пальцами по столу. – 
Отправьте-ка лучше своих героев в гипсе.
– Если бы за мной послали вертолёт… – мечтает Гвоздь.
– …с милицией, – тихо подсказывает Рома.
Телефонный звонок.
– Меня нет! – предупреждает Алексей Игоревич.
– Академик у тебя? – Это Мурат.
– С чего ты взял?
– Не валяй дурака, он выходил из «Актау» с тобой и Анной Федоровной.
– Он просто клянчил у мамы свою любимую книгу.
– Какую там, к чёрту, книгу?