красном эластике. На меня завистливо смотрит субъект с закованной в гипс ногой.
– Я бы на вашем месте бросил все дела, – говорит он, – даже если бы это были 
собственные похороны.
Я благодарю закованного за совет, вывожу Катюшу в коридор и рассыпаюсь 
восторгами по поводу её внешности.
– Про внешность мне уши прожужжали, мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее.
– Но не могу же я хвалить твой ум, – оправдываюсь я. – Ты мне всё равно не 
поверишь.
– Тебе я вообще не верю, ты бессовестный лгун! – торжественно возвещает она. – 
Надя тебе не жена!
– Разве? – Я морщу лоб. – Память у меня стала ни к чёрту, нужно будет заглянуть 
в паспорт. А где твоя свора?
– Бессовестный лгун, – повторяет Катюша. – Что ж, тем хуже для тебя.
– Почему же?
– Потому что лгунам я никогда не позволяю гадать мне по руке.
Так, мне явно даётся возможность вновь вступить в игру, из которой я уже счёл 
себя выбывшим. Интересно, что ей от меня надо?
– А если я докажу, что не лгун, позволишь?
– Сначала докажи.
– Запросто. Я когда-нибудь тебе говорил, что мы с Надей женаты?
Катюша озадачена. Я терпеливо жду. Она закусывает нижнюю губу (совсем как Юлия, 
до чего они однообразны в приёмах!) и вопросительно на меня смотрит, давая 
понять, что готова снять своё обвинение. Что-то слишком быстро. Что ей всё-таки 
от меня надо? Не для того же она меня разыскала, чтобы определить моё семейное 
положение.
– Моя честь восстановлена? – Я беру её теплую ладошку и глубокомысленно 
рассматриваю. – Поразительно! Никогда и ни у кого не видел такой отчётливой 
линии искренности. Твоя главная черта – это искренность.
Катюша скромно улыбается, она и без меня знает, что очень правдива.
– Любопытно, – бормочу я, – видишь эту продольную линию? Тебе суждена встреча с 
шатеном, рост высокий, профессия лавинщик… Кто бы это мог быть? Но погоди, 
продольную линию пересекает поперечная, шатену мешают какие-то барбосы…
– Барбосы остались с носом, – хихикает Катюша. – Ну и нахал же ты, Максим!
Ладошка, однако, из рук нахала не изымается, бессильно лежит, но из неё, 
кажется, бьет током. Какие глаза, щечки, зубки! Так и просятся восточные 
сравнения – бездонные озёра, персики, жемчуг. Исключительно интересно узнать, 
какие мысли бродят в этой прехорошенькой головке, какая ложь готова сорваться с 
этих улыбающихся губ. А меня поощряют, я читаю в её глазах обещание и чувствую, 
что слабею: ещё одна улыбка, ещё один такой взгляд – и я сдамся на милость 
победителя. Чёрт бы побрал эту гостиницу, в которой негде уединиться! Не 
выпуская ладошку, я веду Катюшу к окну, задёргиваю штору и целую длинные тонкие 
пальчики. В эту минуту я намертво забываю о её вероломном поведении и о мудрой 
характеристике, которую дал ей Гвоздь.
– Глупенький, – воркует Катюша, подставляя пальчики. Она торжествует, 
наконец-то укротила такого зверя. – Здесь будешь гадать или найдёшь более 
подходящее местечко? Знаешь что? Возьми у нашего инструктора Никитенко ключ от 
пункта проката и дай мне, я там спрячусь и буду тебя ждать, хорошо?
Потрепав меня за ухо, она высвобождается и танцующей походкой идёт к вестибюлю. 
Чёрт меня побери! Пункт проката не самое идеальное место, но погадать Катюше по 
руке я готов, кажется, на лавиносборе четвёртой лавины.
Петю Никитенко, усталого и злого, я нахожу в вестибюле. Он возглавляет группу 
инструкторов, охраняющих входы и выходы из гостиницы, вторые сутки не спит и 
проклинает тот час, когда променял свой любимый Минск на этот «сумасшедший дом».
 Нужны лавинные зонды? На, бери ключ, потом вернёшь. Я почесываю ключом 
подбородок и подмигиваю Катюше, которая шлёт мне воздушный поцелуй из-за 
Петиной спины. Теперь нужно ключ передать, но Петя меня не отпускает, требует 
честно обрисовать ему лавинную ситуацию. Я обрисовываю, а взамен Петя 
доверительно сообщает, что по агентурным данным несколько групп отчаянных 
туристов замышляют побег, одну уже изловили при попытке взломать двери в пункт 
проката, где хранятся отобранные у туристов лыжи. «Заводилы – те самые твои 
барбосы с их красоткой стюардессой, она ещё за манекенщицу себя выдавала, 
помнишь? Ребята не промах, так что нужно глядеть в оба».
Ощутимо чувствуя, как хмель выветривается из головы, я вновь подмигиваю Катюше 
и возвращаю Пете ключ: «Пожалуй, мне своих лавинных зондов хватит». Катюша 
разочарованно показывает мне язык и убегает – видимо, докладывать барбосам о 
крахе остроумно задуманного плана. До новых встреч, ненаглядная!
По гостиничной трансляции разносится: «Слушайте сообщение дирекции! Всех 
туристов, проживающих в чётных номерах, просим срочно подняться к себе. 
Повторяю: всех туристов…»
– Что бу-дет… – стонет Петя. – И на кой чёрт я сюда…
– Прикрой меня, – тихо прошу я, но уже поздно.
– Максим Васильевич, дорогой!
Хотя я прячусь за Петю, горблюсь и корчу гримасу, мадама меня узнаёт. Со 
времени нашего чудесного спасения у шлагбаума я её не видел и констатирую, что 
выглядит она на тройку (ещё бы, женщины вообще трудно переносят разлуку с 
любимым мужем); что же касается Вадима Сергеича, то он спал с лица, небрит, 
брюки помяты – не выдающийся композитор, а лабух в поисках трешки на опохмелку. 
Видимо, роль нового патрона и утешителя мадамы сильно его утомляет.
– Что происходит? – набрасываются они. – Вы в курсе дела?
– Точно не знаю, – громким шепотом отвечаю я. – Вроде бы из чётных номеров